— Хлоя была очень ласковой и покорной, но при этом страстной. Могла без приглашения прийти ночью в спальню к хозяину. Он называл её идеальной савари. Обещал однажды увезти с собой на Тариону и представить Императору.

— Как же тогда получилось, что идеальная савари ослушалась и забеременела?

— Я предупреждал хозяина, что Хлоя не подходит на роль савари. Она была слишком влюбчива, слишком доверчива и легко поддавалась чужому влиянию. Я говорил, что она погубит и себя, и хозяина. Но он меня никогда не слушал. И однажды так и вышло. — Киннок размашистым движением руки рубанул воздух. — Всё! Довольно грустных воспоминаний!

— Если не хотел вспоминать, зачем привёл меня сюда? — поинтересовалась я, пытаясь понять, с какой стати учитель вообще так разоткровенничался со мной.

Вряд ли ему хотелось получить пару-тройку ударов плетью за слишком длинный язык.

— Ты спросила, что особенного можно сделать, чтобы двуликий не захотел избавиться от тебя. — Киннок сунул руку в карман штанов, достал ключ-карту и протянул мне. — Если ты достаточно умна и сможешь стать для хозяина Хлоей хотя бы на одну ночь в этой комнате, значит, сможешь многое.

Я протянула руку и осторожно взяла ключ-карту.

— Главное, не повторяй ошибок, — напомнил учитель напоследок. — А теперь я должен тебя оставить. Советую хорошенько осмотреть комнату и составить план действий.

Он уже повернулся и собрался уходить, но я тут же окликнула. Во время нашего разговора мне не давал покоя вопрос:

— Киннок, откуда ты так много знаешь о Хлое? Она делилась с тобой своими мыслями и чувствами?

Учитель как вкопанный застыл на месте и, чуть помедлив, обернулся.

— Хлоя была моей сестрой.

По моему телу прошла волна нервной дрожи.

— Сестрой?!

Но Киннок сделал вид, что не услышал. Он отвернулся и зашагал прочь о коридору. А мне ничего не осталось, как только, покрутив ключ-карту, вставить её в щель электронного замка и открыть дверь.

Стоило мне оказаться внутри таинственной комнаты, и я испытала головокружение и тошноту.

Нет, я не увидела здесь крюков с цепями, комода с коллекцией наручников и вешалок с плетьми и флоггерами. Просто все стены и потолок были зеркальными и посреди всего этого серебряного «великолепия» стояла кровать.

Первой посетившей меня мыслью стало сбежать, но я себя пересилила. Сделала глубокий вдох, задержала дыхание, выдохнула и направилась к кровати.

— Нет, здесь что-то не так, — озвучила я вслух терзавшие меня мысли.

На кой чёрт двуликий стал бы организовывать отдельную спальню для того, чтобы просто поиметь савари? Он мог сделать это где угодно. Если хотел видеть весь процесс со стороны, достаточно было просто прижать Хлою к любому зеркалу.

Я обошла кровать, разглядывая красивые витые столбики перил в изголовье. Они напомнили мне тех странных огненных змеек с крыльями, которые вырвались из рук Элроя, когда мы были в кабинете.

Протянув руку, я осторожно коснулась одного из столбиков и постучала ногтем по металлу.

В тишине комнаты раздался тихий щелчок, и зеркала на стенах и потолке пришли в движение…

Марина

Элроя снова не было видно и слышно почти неделю. Моя личная жизнь состояла только из уроков и душевных бесед с Кинноком.

После того случая, когда двуликий оставил меня в купальне одну, я поумнела. Усвоила урок и начала, наконец, задавать учителю правильные вопросы. Я расспрашивала его о законах, о правилах, о наказаниях. И, наконец-то, выучила танец с розой. Тот самый, что, по словам Киннока, мог мне пригодиться при встрече с Императором ке-тари.

Танец, к слову сказать, очень сильно отличался от того безумия, которое устроил в зале Элрой.

Помимо этого Киннок заставил меня выучить несколько совершенно легкомысленных песенок, обожаемых высшими ке-тари.

А ещё я, наученная личным опытом, повсюду таскала с собой маленькие розовые капсулы.

На этот раз Элрой приехал не как обычно перед выходными, а вечером выходного дня.

Он появился в столовой, когда я ужинала. Застыл посреди помещения, не говоря ни слова. Как будто хотел, чтобы я сама догадалась, зачем он пришёл.

Собравшись с мыслями и вспомнив все наши уроки с Кинноком, я отложила вилку и мило улыбнулась двуликому.

— Адхи. Кир тука? (Привет. Как дела?) — спросила у Элроя на родном для него ке-тарийском языке.

— Баху, савари! (Очень хорошо, савари!) — кивнул двуликий, будучи абсолютно серьёзным.

Для меня так и осталось загадкой, что именно он хотел сказать этой фразой. Была ли это похвала моим языковым успехам или прямой ответ на мой вопрос?

Элрой продолжал стоять и смотреть на меня, но ни о чём не просил.

— Ты голоден? — поинтересовалась я и тут же вспомнила, что двуликий вкладывал в слово «голод» несколько иной смысл. Смутившись, уточнила: — Поужинаешь со мной?

— Позже, малышка. — Двуликий чуть заметно качнул головой. — Ты мне нужна, идём.

Бросив взгляд на тарелку, я напомнила себе, что женщина для удовольствия должна быть покорной. Мысленно выругавшись самым неприличным из всех известных мне ругательств, встала из-за стола.

Я приблизилась к Элрою и сама взяла его за руку.

— И куда мы пойдём?

— В твою спальню.

Ну да, разумеется! Куда же ещё двуликий мог отвести свою савари после недели воздержания? Только в спальню.

Мне и самой следовало бы догадаться.

— М-м, как неожиданно, — не удержалась я от язвительного замечания. Только погружённый в собственные мысли Элрой, кажется, ничего не услышал.

Мы вышли в коридор и, судя по всему, торопились.

Всё то время, что заняла у нас дорога в спальню, я пыталась придумать способ сменить маршрут и привести Элроя в комнату, которую неделю назад показал мне учитель.

Когда мы оказались, наконец, в моей комнате, и двуликий подвёл меня к кровати, я растерялась.

На постели стояла большая прямоугольная коробка с логотипом и названием очень известного и очень дорогого салона одежды. Самая дешёвая тряпка в нём стоила столько, что мне пришлось бы работать тысячу лет, чтобы купить её.

Если Элрой хотел поразить меня, у него отлично получилось.

Я, не скрывая искреннего удивления, подняла на него взгляд.

— Ты купил мне одежду? Она же безумно дорогая.

— Я хочу, чтобы ты сопровождала меня в одной поездке. Надень всё, что найдёшь здесь. — Он указал на коробку и устало опустился на кровать. — Сейчас.