На горизонте,

      И треволнение в пространном понте;

                   Внимают ветра крик

                   Дуброва и тростник.

                   Ветр бурный с лютым гневом

                   Дышит отверстым зевом,

                   Яряся, мчится с ревом

                   Сразиться с гордым древом;

                   Через тростник летит

                   И весь тростник мутит.

                                Трость пала.

Так сила ветрова на воздухе пропала,

А он на гордый Дуб жестокость устремил.

Дуб силен; но того сил ветра не имеет,

                   А гнуться не умеет;

Ударил ветр и Дуб тотчас переломил.

             Крепчайша сила древо сшибла,

Дуб пал — и Дуб погиб, спесь пала — и погибла.

ГОЛОВА И ЧЛЕНЫ

             Член члену в обществе помога,

       А общий труд ко счастию дорога.

Послушайте, какой был некогда совет!

Сказала Голова Желудку: «Ты, мой свет,

                   Изрядно работаешь:

             Мы мучимся, а ты глотаешь.

Что мы ни накопим, стремишься ты прибрать,

И наши добычи стараешься сожрать.

Какой боярин ты, чтоб мы тебе служили?»

Все члены, весь совет Желудку извещал:

                     «Мы твердо положили,

Чтоб так, как ты живешь, и мы спокойно жили».

        Но что последует? Желудок истощал

              И в гроб пошел. А при его особе,

        Увянув купно с ним, подобно как трава,

        Все члены и сама безмозгла Голова

                            Покоятся во гробе.

СВЕЧА

              В великом польза, польза в малом,

              И все потребно, что ни есть;

              Но разна польза, разна честь:

Солдат, не можешь ты равняться с генералом.

              Свеча имела разговор,

                         Иль паче спор.

С кем? С Солнцем: что она толико ж белокура

                         И столько ж горяча.

                         О дерзкая Свеча!

                         Великая ты дура.

        И Солнцу говорит: «Светло ты в день,

              А я светла в ночную тень».

Гораздо менее в тебе, безумка, жиру,

И менее в тебе гораздо красоты;

                    Избушке светишь ты,

                    А Солнце светит миру.

ПРОТИВУЕСТЕСТВЕННИК

                     Был некой человек;

Такого не было враля под небесами,

                           И чудесами

                           Наполнил век.

Язлялися ему гораздо часто черти.

Противестественник, как мы, подвержен смерти.

                     О, лютая печаль!

                           Скончался враль:

                           Ходил купаться,

             Воды излишно почерпнул,

                                  Хлебнул,

                           Стал пьян, заснул,

                           Не мог проспаться.

                   То сведала жена

             И вверх реки за мужем рыщет,

Повыше, где тонул, утопша мужа ищет,

                    И говорит она:

«Противу естества ему казались черти;

Река его несет, конечно, вверх по смерти».

ПЕТУХ И ЖЕМЧУЖНОЕ ЗЕРНО

                    Кто притчи презирает

                    И пользы в них не зрит,

И ничего из них себе не избирает,

О людях таковых Федр это говорит.

             Петух нашел Зерно жемчужно;

                    Оно ему не нужно.

                    Куда его девать?

На шею он его не хочет надевать.

      Невеже Федр ума не умножает.

Невежа — ум, петух — жемчуг уничтожает.

ОСЛОВА КОЖА

             Был Осел, и всякий день

От хозяев был он бит; часто погоняли

             Под беременем; за лень

Всякий час они ему палкою пеняли.

             Умер сей несчастный зверь;

Окончал он бедну жизнь и труды несносны;

             Успокоился теперь.

Но хозяева ему и по смерти злостны;

             И, не помня прежних ран,

Как бивали по спине, в голову и в рожу,

             Продали на барабан

Доброго работника за работу кожу.

             Пересекся век вотще,

Чтоб избавиться Ослу палок и убоя;

             И по смерти бьют еще

Часто палками его посреди покоя.

             Отлучася суеты,

Если б чувствовал ты боль, в злой бы ввек был доле

             Преблагополучен ты,

Что не чувствуешь, Осел, ты побоев боле.

             Всех минется тварей век:

Что родится, то живот смертью заключает;

             Будь доволен, человек,

Что твои, конечно, смерть суеты скончает.

ОБЕЗЬЯНА-СТИХОТВОРЕЦ

Пришла Кастальских вод напиться Обезьяна,

Которые она Кастильскими звала,

И мыслила, сих вод напившися допьяна,

Что вместо Греции в Испании была.

      И стала петь, Гомера подражая,

Величество своей души изображая.

                            Но как ей петь!

Высоки мысли ей удобно ли иметь?

К делам, которые она тогда гласила,

                     Мала сей твари сила.

Нет мыслей — за слова приняться надлежит.

                     Вселенная дрожит,

Во громы громы бьют, стремятся тучи в тучи,

Гиганты холмиков на небо мечут кучи,

             Горам дает она толчки.

                    Зевес надел очки

             И ноздри раздувает,

             Зря пухлого певца,

И хочет истребить нещадно, до конца,

                     Пустых речей творца,

Который дерзостно героев воспевает.

Однако рассмотрев, что то не человек,

            Но Обезьяна горделива,

Смеяся говорил: «Не мнил во весь я век

Сему подобного сыскать на свете дива».

ОСЛИЦА И КОБЫЛА

Себя льзя логикой и физикой ласкать,

И математикой, чтоб истину сыскать;

                    А инако не можно,

И заключение, конечно, будет ложно.

Четвертый способ был доныне прежде кнут,

Кто добрый человек, узнать, или кто плут.

                            Лишь только трудно,

                            Когда не врать,

О вкусе во вещах нам ясно разобрать.

                            А это чудно:

             Ведь истина и тамо есть,

Хотя и нелегко там истину обресть.

                                 Кобыла

                            Осла любила.

                     Какой