class="v">К трудам меня»,— она болтала,

Свой камень бросила, трудиться перестала

     И жестокó роптала:

«За что хвала другим, за то меня бранят».

ОТРЕКШАЯСЯ МИРА МЫШЬ

С лягушками войну, злясь, мыши начинали —

                       За что?

     И сами воины того не знали;

           Когда ж не знал никто

           И мне безвестно то,

           То знали только в мире,

     У коих бороды пошире.

Затворник был у них и жил в голландском сыре:

Ничто из светского ему на ум нейдет;

Оставил навсегда он роскоши и свет.

     Пришли к нему две мышки

И просят, ежели какие есть излишки

                       В имении его,

Чтоб подал им хотя немного из того,

И говорили: «Мы готовимся ко брани».

Он им ответствовал, поднявши к сердцу длани:

     «Мне дела нет ни до чего,

Какие от меня, друзья, вы ждете дани?»

     И как он то проговорил,

     Вздохнул и двери затворил.

ЛИСИЦА И ВИНОГРАД

                        Лисица взлезть

             На виноград хотела,

       Хотелось ягод ей поесть;

             Полезла, попотела.

                        Хоть люб кусок,

             Да виноград высок,

И не к ее на нем плоды созрели доле,

Пришло оставить ей закуски поневоле.

             Как дóбычи Лисица не нашла,

                        Пошла,

                   Яряся злобно,

Что ягод было ей покушать неудобно.

«Какой,— ворчала,— то невкусный виноград,

До самых не созрел таких он поздних чисел;

                   Хорош на взгляд,

                        Да кисел».

                   Довольно таковых

                        Лисиц на свете,

                   И гордости у них

                        Такой в ответе.

ВОЛК, СТАВШИЙ ПАСТУХОМ

Когда приятным сном пастух в лугах умолк

                          И овцы спали,

А караульщики уж больше не брехали,

Пришел для добычи голодный к стаду Волк.

«Способен случай мне»,— подкравшися, Волк мыслит,

Десятка полтора овец своими числит.

                     Не силу он, обман

                           Употребляет:

                     Аркасов он кафтан

                     И шляпу надевает,

И подпирается он посохом его,

Мнит, волчьего на нем нет больше ничего.

Изрядный молодец в пастушьем Волк наряде!

             А если б грамоте он знал,

     Конечно бы, на шляпе подписал:

«Аркас мне имя, я пастух при этом стаде».

                     К Аркасу схожим быть,

Чего еще тогда ему недоставало? —

Чтоб голосом его немного повопить.

Лишь только закричал — всё дело явно стало!

Перетревожил всех противный стаду слух;

                     Все овцы заблеяли,

                     Собаки лаять стали,

                     Проснулся и пастух.

Кафтаном лицемер окутан. Как спасаться?

             Не мог бежать, ни защищаться.

МЫШЬ ГОРОДСКАЯ И МЫШЬ ДЕРЕВЕНСКАЯ

Пошла из города Мышь в красный день промяться

И с сродницей своей в деревне повидаться.

Та Мышь во весь свой век всё в закроме жила

И в городе еще ни разу не была.

Как стали ужинать, Мышь градска говорила,

Какая тамо жизнь, и очень то хвалила:

«Ты ешь простой здесь хлеб, а я там сахар ем;

Что ради там господ, и я питаюсь тем».

— «Про сахар много раз, сестрица, я слыхала,

Однако я его и сроду не едала,—

Та говорила ей.— Попотчивай меня».

А та, сим лакомством сестру свою взманя,

Ответствовала ей: «Коль хочешь то отведать,

Так завтра ты ко мне пожалуй отобедать».

И сделалося так. Тут сахар, сыр, мясá,—

Такого гостья ввек не видела часа.

Но как их повара за кушаньем застали,

С какою трусостью они от них бежали!

И только лишь ушли — ан Кошка им в глаза!

Ужаснее еще и первыя гроза.

Ушли и от тоя, и тут была удача.

Но гостья у сестры домой просилась, плача:

«Пожалуй, поскорей, сестрица, отпусти.

Ешь сахар ты одна, и с городом прости.

Я сладких еств таких вовек не позабуду,

А впредь, доколь жива, на твой обед не буду».

СТАРИК СО СВОИМ СЫНОМ И ОСЕЛ

Один то так, другой то инако зовет:

                   На свете разны нравы,

                   На свете разны правы,

Но все ли то ловить, рекою что плывет?

                           Кто хочет,

                   Пускай хлопочет,

                   Пускай хохочет,—

                          Хула не яд,

А без вины никто не попадется в ад.

Хулитель ко всему найдет себе привязку,

Я к этому скажу старинную вам сказку.

Ни года, месяца не помню, ни числа,

      Как вел мужик дорогою осла.

С крестьянином был сын, мальчишка лет десятка;

                   Но то одна догадка:

Я в зубы не смотрел, да я ж не коновал,

И отроду в такой я школе не бывал.

             Мужик был стар и с бородою.

                           С какой? С седою.

Прохожий, встретившись, смеялся мужику,

                   Как будто дураку,

             И говорил: «Идут пешками,

А есть у них осел; ослы вы, видно, сами».

                   Не празден стал осел.

       Крестьянин на него полез и сел.

Без шпор крестьянин был, толкал осла пятами.

Прохожий, встретившись, смеялся мужику,

                   Как будто дураку,

      И говорил: «Конечно, брат, ты шумен

                          Или безумен.

                   Сам едешь ты верхом,

А мальчика с собой волочишь ты пешком».

                   Мужик с осла спустился,

       А мальчик на осла и так и сяк,

                          Не знаю как,

                   Вскарабкался, взмостился.

Прохожий, встретившись, смеялся мужику.

                   Как будто дураку,

      И говорил: «На глупость это схоже.

                   Мальчишка помоложе,

Так лучше он бы шел, когда