Я сглотнула, и взгляд мой метнулся к закрытой двери.

«Необходим всего лишь маленький шаг вперед…»

Чувствую, как мои ноги подгибаются…

Пялюсь в пол, делаю глубокий вдох…, и вхожу.

От рассеянного утреннего света, которым залит весь кабинет, зрачки расширяются, и инстинктивно я начинаю искать моего личного дьявола…

А вот и он – Дмитрий Евгеньевич Барсов: неизменно в дизайнерском костюме-тройке, благодаря идеальному крою которого, тот безукоризненно сидит на его спортивной фигуре; стоит напротив панорамного окна спиной ко мне, но, как только я закрываю дверь, он поворачивается.

– Ты опоздала на полчаса, – холодно заметил он, и его глаза блеснули яркими изумрудами от непонятных мне эмоций, о которых я теперь, скорее не хочу вообще знать. – Могла бы научиться управлять своим временем.

– Совершенно незначительно, – отстраненно-вежливо отчитываюсь я. – Меня задержал в приемной визит твоей гостьи.

Вижу, как его мышцы под тонкой шерстяной тканью пиджака напряглись при упоминании незнакомки, словно, с ее уходом, он совершенно забыл о ней; зато ежеминутно помнил о том, что я обещала прийти в 9.00.

– Это не оправдание, – продолжил он, не дав мне договорить. – Пунктуальность и оперативность, вот что я требую от своих сотрудников. Если ты помнишь, у меня работают превосходные специалисты, и я хорошо им плачу.

Он замолкает и внимательно смотрит на меня, с минуту молча, оценивающе рассматривая.

– Я еще не решила, готова ли вернуться в компанию на озвученных тобой условиях.

Барс вопросительно склоняет голову на сторону, кривая ухмылка искажает губы, словно он услышал нечто забавное, но его глаза остаются холодными.

Это похоже на вызов или на угрозу. Трудно разобрать. Я хмурюсь.

Он подходит к своему письменному столу, извлекает из ящика тонкий пластиковый прямоугольник и, вынув из него несколько листов принтерной распечатки, которые листает веером, так же ловко закрывает папку и толкает ее в мою сторону. Та, проскользив по матовой дубовой поверхности, останавливается на самом краю стола. Проводив ее взглядом, он смотрит на меня – мол, бери, читай, но, не дождавшись от меня действий, раздраженно бросает:

– Здесь все твои долги. Оплаченные мной. Все до единого. И договор найма с пунктом о неразглашении коммерческой тайны, составленный моими юристами, который ты должна подписать. Прямо сейчас.

– Это нечестный прием…

– Я могу вести переговоры так, как мне хочется, – он говорит медленно, чеканя каждое слово. – Но, если ты готова и дальше расплачиваться телом, то, может быть, начнешь это делать прямо сейчас?

Мы оба оглушительно замолчали. Оба сейчас рискуем не заметить главного, а главное случается не в том, что сказано, а в том, что не сказано между сказанными словами, – то есть в тишине.

Ждет, пока я подойду к столу и возьму в руки предложенную им папку. Это и есть заявление о том, что я соглашаюсь на сделку и принимаю его условия. И только после этого, расстегнув пуговицу пиджака, он легко опускается на стул напротив, и нервно проводит рукой по волосам, взъерошивая их.

***

Шагнула к нему и встретилась со взглядом изумрудных глаз: он смотрел на меня внимательно, со здоровой долей обоснованного недоверия. Бросив пропечатанные листы договора на стол, взяла из канцелярского набора ручку и размашисто поставила свою подпись на документе.

– Это все?

Какой дерзкий вопрос в самом начале разговора!

– Почти. Остались только небольшие формальности, – с этими словами он нажал кнопку вызова секретаря, удобно встроенную в стол рядом с его левой рукой, и попросил зайти к нему начальника службы безопасности, а потом снова обратился ко мне. – Он введет тебя в курс дела.

Детально вспомнив нашу последнюю встречу с Гореловым Павлом Дмитриевичем годовалой давности, я нервно усмехнулась. Тогда он не подбирал выражения и, в стремлении выбить из меня нужные ему ответы, говорил все, что думает обо мне прямо в лицо. С виду это был приятный брюнет крепкого телосложения в возрасте около сорока пяти лет, с серыми, невзрачными глазами, но как только занимал своё рабочее место, он преображался: демонстрируя свой жесткий, бескомпромиссный характер и профессиональную хватку. До сих пор не понимаю, как он мог обмануться на мой счёт, позволяя мне спокойно действовать в течении нескольких лет, даже в условиях усилившегося внимания к сфере корпоративной безопасности.

– Я вернусь в архитектуру? На прежнюю должность младшего помощника Зенкова? – вопросы посыпались без остановки.

В дверь постучали, и я замолчала.

– Разрешите? – Горелов замер в проеме хмурый, как будто встревоженный.

Барс ждал его, поэтому сразу сделал приглашающий жест:

– Входите, Павел Дмитриевич. Присоединяйтесь.

Мужчина окинул меня с ног до головы своим холодным взглядом и сел напротив. Я вопросительно посмотрела на Барса, и он жестом предложил мне продолжить.

– Мне нужен неограниченный доступ к личным делам всех сотрудников, – весьма уверенно начала я. – Конечно, я прекрасно осознаю всю степень вашего риска, и особо подчеркну, что это позволит мне свободно ориентироваться в коллективе, а также поможет правильно идентифицировать двойного агента и понять, как действовать.

– Почему год назад вы решили уйти из «HNA Group»? – его вопрос застал меня врасплох.

– Я не думала, что мы будем обсуждать именно это.

– А почему нет? – Горелов выгнул бровь дугой, придав лицу вопросительно-скептичное выражение. – Прежде, чем довериться вам, нам нужно понять ваши мотивы. По моим сведениям ваша карьера там складывалась более чем удачно.

– Стоит ли держаться за работу, где мало платят? – ответила я, зная, что нагло вру.

Не хочу вызвать жалость, поэтому не дам копаться в недостающих деталях моей жизни. Если он думает, что поведет переговоры в опасном русле, прояснив все так, как ему нужно, и получит в руки козырь в своей игре с конкурентами – он ошибается. Я никогда не нарушу этическую сторону вопроса – не подставлю бывшего работодателя. Не смотря на то, что «HNA Group», на которую я работала, за неисполнение возложенных на меня обязательств, и в одностороннем порядке расторгнутому мной контракту, наложила на меня такую денежную неустойку, что квартиру, которая была частью нашего совместного имущества с Игорем пришлось продать. Как и родительскую «трешку» в центре, разменяв ее на комнату в коммуналке и небольшую студию в Подмосковье.

Я поморщилась. Эти неприятные воспоминания так прочно засели в памяти, что сейчас мешали мне сосредоточиться на провокационных вопросах, уцепившегося за меня, начальника службы безопасности.

– Такого быть не могло, – игнорируя мой ответ, Горелов все равно продолжил давить на меня. – Я не верю.

– Павел Дмитриевич, – фыркнул явно раздраженный его непрерывным натиском Барс, – давайте ближе к делу. Вам следует умерить свои амбиции. Верю-не-верю – это игра такая есть, карточная, а у нас не игра. Я готов выслушивать только факты и доказательства. Девушка согласилась сотрудничать с нами – это главное. У вас есть еще вопросы по существу, которые действительно могут информативно дополнить ваше дознание?