Тогда она не понимала, что когда-нибудь, оглядываясь назад, будет думать, что это время было лучшим, недоумевая, почему оно утекло так быстро, словно песок в часах…

К ней подсел Уэсли.

— Как она? — спросила Ярдли.

— Все будет хорошо. Просто обыкновенный подростковый страх. Я в опекунском совете постоянно такое вижу. Но в данном случае Тэре повезло в том, что у нее такая мать, как ты, которая ее очень любит. — Отпив из ее стакана, он спросил: — Это что, чистый джин?

— Захотелось что-нибудь покрепче вина.

— Это уж точно… — Отпив еще глоток, Уэсли вернул стакан. — Как ты?

— Уэсли, когда я потеряла дочь? Кажется, вот только что она обвивала мне шею руками и говорила, что любит меня, — а теперь на дух не переносит…

— У всех дочерей сложные взаимоотношения со своими матерями. — Он помолчал. — А ты какой была в ее возрасте? Ты никогда не рассказывала о своем прошлом.

Ярдли чувствовала, как у нее от спиртного горят лицо и желудок. Она выпила как раз столько, чтобы у нее не возникло желания менять тему — что мастерски получалось у нее на трезвую голову, когда Уэсли пытался завести разговор о ее прошлом.

— У меня не было времени, чтобы бунтовать против своей матери и ненавидеть ее. В четырнадцать лет я работала на двух работах да еще ходила в школу. На одной работе — с двух до шести дня, затем на другой — с семи до одиннадцати вечера. Потом еще пару часов делала уроки, и так повторялось изо дня в день.

— Почему так много?

Джессика пригубила коктейль.

— Если б я не работала, мы бы очутились на улице. Мать пропивала пособие по безработице до последнего цента, а когда в пособии ей отказали, остались одни социальные выплаты. Она продавала продуктовые карточки за полцены, чтобы покупать водку и пиво, потому что спиртное на них покупать нельзя. Ни на квартиру, ни на еду денег не оставалось, и это ложилось на меня. На бензин, одежду и все остальное мне не хватало, но я гордилась тем, что могу обеспечить крышу над головой и еду́ в холодильнике.

Какое-то время Уэсли молча смотрел на нее.

— А твой отец?

— Он бросил нас, когда мне было тринадцать. Вероятно, сейчас его уже нет в живых.

Запрокинув голову, Уэсли уставился на звезды.

— Помнишь, как я впервые спросил у тебя про твоих родителей? Ты тогда сказала лишь, что не хочешь говорить о них. Я рад, Джессика, что ты мне все рассказала. Теперь мы вместе.

Ярдли наслаждалась теплом алкоголя в желудке. Она прониклась к Уэсли благодарностью за то, что тот был рядом. Он относился к Тэре с уважением и по мере своих сил оберегал ее, в то же время не осуждая слишком строго, что у самой Джессики получалось плохо. Как найти равновесие, следя за тем, чтобы твой ребенок не сделал себе самому плохо, при этом не превращая его в неврастеника постоянными мелочными придирками? У Уэсли это выходило как-то естественно. Из него получился бы замечательный отец.

— Чуть больше чем через два года Тэре исполняется восемнадцать. Что я буду делать, когда она уйдет из дома? Она спутается с худшими из худших мужчин. Это все наследие ее отца. Тэра уже давно пытается разузнать про него. Я надеялась избавить ее от этого, но не могу. — Взяв стакан, чтобы сделать очередной глоток, Ярдли с удивлением обнаружила, что он уже пуст. — Я сегодня встречалась с Эдди.

— Ты шутишь.

Она покачала головой.

— Кейсону была нужна не моя помощь: ему нужна помощь Эдди. Но тот его отшил, сказав, что поможет только в том случае, если за дело возьмусь я. Вот почему Кейсон обратился ко мне.

— Что Эдди от тебя нужно?

— Кто знает… Возможно, он просто хочет развлечься. Находит это забавным. — Ярдли шумно втянула воздух. — Мне очень хочется, чтобы он поторопился поскорее умереть.

Уэсли постучал себя пальцами по бедру — подсознательная привычка, свидетельствующая о том, что он глубоко задумался.

— Эдди просил увидеться с Тэрой?

— Да. Как ты догадался?

— Просто если б я хотел сделать тебе больно, по-настоящему больно, то поступил бы именно так. Стал бы действовать через твою дочь. Ты ведь не собираешься…

— Ни за что. Эдди никогда не увидится с Тэрой. Я даже не пущу ее на его похороны и не сообщу о том, что он умер. Быть может, она обнаружит это в Интернете или ей скажет кто-то еще, но от меня она это точно не услышит.

— Ну, я хочу сказать, наверное, это хорошо, что все разрешилось, так? Тебе больше не нужно заниматься этими убийствами и помогать следствию.

Ярдли ничего не ответила.

— Джессика, неужели ты всерьез думаешь о том…

— Уэсли, что мне делать? Этого подонка нужно схватить во что бы то ни стало, — произнесла она с большей злостью, чем хотела. Спиртное ослабило ее природную выдержку, напомнив, почему она не любит пить.

— Конечно, его нужно схватить, и его схватят. Но без твоего участия. Не втягивайся во все это. Тебе с огромным трудом удалось выкарабкаться в прошлый раз.

Поставив стакан, Ярдли встала. Теплый ветерок взъерошил ей волосы. Ее руки, казалось, были из грубого, необработанного дерева. На многие мили вокруг простирался кромешный мрак, но там, за горами, поднималось мягкое зарево Лас-Вегас-Стрип. От него на пески и каньоны ложились тени, и почему-то в его отсветах они казались еще более темными.

— Если я узнаю, что подражатель убил снова, это станет концом моей карьеры. Я еще какое-то время смогу вести дела, но буду каждую секунду сознавать, что, когда это действительно от меня потребовалось, я не сделала все, что было в моих силах. Я приду к выводу, что это просто работа, и рано или поздно уйду. Возможно, полностью расстанусь с юриспруденцией.

— И что с того? Ничего плохого в этом нет. Есть миллион других занятий. Я всегда предлагал тебе снова заняться фотографией.

Фотографией… «Как?» — подумала Ярдли. Как она сможет фотографировать деревья и поля, сознавая то, что людей жестоко убили, а она им ничем не помогла? Делая семейный портрет, не будет ли она видеть этих людей ничком на кровати в комнате из фильма ужасов? Фотография была ее страстным увлечением в юности, однако, узнав о преступлениях Эдди Кэла, Джессика поняла, что больше никогда не сможет к ней вернуться.

Она смотрела на сияние за горами и причудливые тени вокруг города, словно собирающиеся его сожрать.

Устроившись за столиком в кафе, Ярдли ждала Ортиса и Болдуина. Рядом с ней сидела молодая пара, спорящая о семейном бюджете и о том, кто тратит больше денег. Ярдли вспомнила то время, когда они с Эдди были такими же молодыми. Кэл, художник, с трудом мог прокормить себя. Но он очень обрадовался, когда они с Ярдли впервые встретились на художественной выставке.

Ее любопытство разбудила одна работа — серия из шести картин, изображающих мужчину, стоящего у забора, лицо которого постепенно исчезает так, что остается только забор и коттедж за ним.