Такая деятельность получала сильную поддержку также от крупных землевладельцев, которые, особенно в эпоху Каролингов, стремились с помощью освоения новых земель повысить стоимость и доходность своих имений. Еще более плодотворным был труд малоизвестных, но очень целеустремленных и решительных участников этой работы – целой армии мелких свободных землевладельцев и крестьян-первопроходцев, роль которых очень долго получала неверное толкование и лишь недавно получила правильное освещение. Под защитой королей, епископов и крупных землевладельцев, а часто даже по собственной инициативе эти скромные труженики отправлялись на поиски никем не занятых и не обрабатываемых земель или участков леса, которые им было разрешено взять себе, чтобы работать на них. Еще чаще они пользовались существовавшим тогда законом, по которому каждый, кто начинал возделывать землю, принадлежащую деревенским общинам и другим коллективным владельцам, становился собственником этой земли (aprisio bifang). Они вырубали в лесу топорами просеки (roden, assarts) начинали обрабатывать землю на этих вырубках. Чтобы удобрить землю, они собирали пни, стволы деревьев, ветви кустарников в огромные кучи и сжигали их. Плугом и лопатой они уничтожали молодые побеги от оставшихся в земле корней. Они делали насыпи и проводили по ним дороги через болота, осушали болота с помощью канав. Иногда эти люди даже, как было во времена Карла Великого, с помощью государства укрепляли берега рек, например Луары; так были наполовину укрощены буйные водные потоки в Италии, Галлии и Фландрии. Возможно, в отдельности это были сравнительно малые труды, но о том, как интенсивно они велись, свидетельствует огромное количество существующих на Западе географических названий, возникших в то время и сохраняющих память об этих вырубках, осушительных канавах и укрепленных берегах, с помощью которых короли, монахи, крупные и мелкие землевладельцы, свободные, полусвободные и подневольные первопроходцы впервые с начала Средних веков стремились вернуть плодородные земли Европы из бесплодия и одичания в культурное состояние.

Результаты, правда, не всегда соответствовали усилиям, и сельскохозяйственное производство росло далеко не с той же скоростью, что усердие и пыл поселенцев. Вторжения врагов в IX и X вв. (прежде всего венгров и арабов. – Ред.) были одной из причин, уменьшивших эффект от всех перечисленных здесь работ. Но главной причиной их недостаточной эффективности следует считать само господство в экономике натурального хозяйства. Такая система слабо стимулировала активность тружеников, поскольку при ней было достаточно самых простых способов обработки земли, и не могла создать условий для роста производства из-за малого размера потребительских рынков.

Традиции примитивной аграрной экономики в западном обществе были по-прежнему сильны: люди надеялись по-старому собирать с земли то, что производит природа, использовать леса, вести хозяйство старыми способами пастушеской экономики, ничего в них не меняя. Значительная часть земель Европы – в Ирландии, на побережье Англии, в Нидерландах и Нижней Германии, а также вдоль побережий Пикардии, Нижнего Пуату и Ломбардии, представляла собой болота. Равнины были полны болот, и по-прежнему существовали огромные вересковые пустоши – пустынные равнинные земли, поросшие кустарником дроком и вереском, которые в разных странах назывались по-разному – commons, velds, boschen, houten, loos, hermes, gastinnes, ranсerates, e'pinaies. Эти пустоши занимали значительную часть Ирландии, Уэльса и Шотландии, треть Англии (вместе с болотами), большие участки территории Нидерландов, Северной и Южной Германии, часть Швейцарии, центральную (расположенную на плоскогорье) часть Франции, Арморику, Южную Аквитанию и Центральную Италию. В грамотах того времени постоянно упоминаются эти невозделанные земли, которые составляли значительную часть территории в крупных поместьях.

Все христианские народы Запада добывали важную часть средств к существованию, ловя рыбу в реках или в прибрежных водах морей. Они умели использовать плотины и запруды для ловли рыбы, а во времена Каролингов землевладельцы – монахи и сеньоры – устраивали в своих имениях рыбные пруды и садки. Короли и знатнейшие аристократы могли продавать рыбу со своих вилл. Жители берегов Ла-Манша, Северного моря и Атлантики ловили сельдь, лосося, омаров и бельдюгу и даже отваживались охотиться на тюленей, морских свиней (морское животное подотряда зубатых китов, длина тела 1,8 метра, вес до 80 килограммов. – Пер.) и китов. Рыбаки Средиземноморья продолжали ловить тунца и других рыб, характерных для их моря. Повсюду рыба была важной составной частью пищи.

Несмотря на вырубку лесов, они покрывали, словно плащ, большую часть земель Запада. Ирландия, Уэльс, Корнуолл и Горная Шотландия, теперь не имеющие этого покрова, в то время были покрыты густыми лесами из дуба, бука, сосны и ели. В этих краях в болотах до сих пор можно найти стволы деревьев. Кельтская поэзия полна очарованием этого изначального древнего леса. Почти вся Арморика (Бретань) была огромной чащей, и память об этом увековечена в освященных временем сказаниях о лесе Броселианд (Броселиан). Треть Англии была покрыта огромными лесами, которые доходили до Суссекса и Дорсета и захватывали даже нижнюю часть долины Темзы, полностью окружая эту реку. Из этих лесов выходили стаи волков, которые еще в IX в. нападали на деревни. Равнины Фландрии и Нидерландов сейчас выглядят совершенно голыми, но до XI в. значительную их часть занимали леса – houtlands, которые доходили до огромных лесных массивов – Арденнского леса и лесов плато Эйфель (знаменитого Леса угольщиков (forêt Charbonnière) из легенды. Вогезы, Хардт и Центральная Германия тоже были покрыты лесами, в которых колонизация расчистила лишь маленькие участки, а великий Герцинский лес простирался даже за границу Богемии (Чехии), и вряд ли в нем вообще велись хоть какие-то вырубки деревьев под поля. В Галлии, судя по всему, две трети территории еще были покрыты лесом во времена Карла Великого, и похоже, что даже в округах с большим количеством возделанных земель леса занимали от трети до половины территории округа. От гряды Аргонн до Альп и Пиренеев и от океана до Юры были одни леса, среди которых лишь изредка встречались возделанные поля. Лес вернул себе отвоеванные у него ранее земли в Северной и Восточной Испании, на значительной части территорий Северной, Центральной и Южной Италии. Охранные законы уже защищали леса от огня и от опустошения пользователями. Карл Великий пытался перейти к рациональному ведению лесного хозяйства: начал регулировать рубку леса и давал указания по поводу обрезки деревьев. Лес поистине играл важнейшую роль в экономике той эпохи. Он давал людям дерево для построек и дрова, смолу, большинство вещей, необходимых для освещения домов, и плоды своих деревьев и подлеска. Под его тенистыми кронами огромные стада свиней рылись на земле, отыскивая желуди. Охота, которая вначале была правом всех свободных людей, но которую знати обычно удавалось присвоить только себе, в изобилии поставляла к столу крупную и мелкую дичь. В лесах было множество медведей, кабанов, оленей и таких животных, которые сегодня исчезли, – например, туров и зубров, а под покровом леса в речках жили бобры. Часть продовольствия для крупных имений в те дни добывалась путем охоты.

Еще одним мощным источником средств к существованию было скотоводство. Большинство кельтов, аглосаксов и других германцев и после того, как стали цивилизованными, остались в первую очередь скотоводами. Типичный англичанин IX в. был пастухом, а не моряком: в одном округе на побережье Девоншира мы насчитываем 1168 свинопасов и только 17 рыбаков. В Ирландии скот ценился выше, чем земля, и богатство человека определялось количеством его коров. В Центральной Германии скот еще в VII в. был единицей расчета, заменявшей деньги. Везде, кроме приморских и альпийских округов, богатых травяными лугами, орошаемые луга с хорошим поливом (prata) были редкостью, а господствовали пастбища (pasqua) и общинные земли. Поэтому крупного рогатого скота и лошадей было особенно много в тех местностях, где к ним была благосклонна природа, и на специально выделенных для них землях крупных имений. Боевых коней, племенных жеребцов и быков выращивали старательно и бережно. Лошади, которых было меньше, чем ослов, стоили очень дорого – в Галлии цена коня равнялась третьей части или половине цены раба. Мелкого скота было много: он не требовал таких больших затрат, как крупный, и больше подходил для примитивного сельского хозяйства. Свиней разводили для еды, овец ради шерсти, коз ради мяса и шкур, домашнюю птицу как еду для господского дома, пчел ради меда, заменявшего сахар, и ради воска, свечи из которого тогда были самым дорогим и изысканным средством освещения. Одна большая монашеская община – Сен-Жермен-де-Пре – имела 7720 свиней, другая, Боббио, 5 тысяч. В IX в. на одной императорской вилле было 200 ягнят, 120 баранов и овец, 150 молодых овец, 160 поросят и 5 хряков, 17 ульев, 30 гусей, 80 цыплят и 22 павлина, а на другой – стадо из 100 коз. В Англии количество крупного рогатого скота по сравнению с мелким было 8 процентов и только иногда повышалось до 50 процентов. В Испании было сделано несколько усовершенствований в орошении земель. Монахи и королевские управляющие обустраивали луга, увеличивали поголовье скота и даже усовершенствовали отбор животных для скотного двора, а также крупного и мелкого скота, но это были исключения. Запад тогда не имел ни капиталов, ни тучных пастбищ, ни удобного транспорта, ни больших рынков и потому еще не владел более прогрессивными формами эксплуатации земли.