– Ну, так черт шельму метит!

Уяснив наконец-то, что Комар настроен решительно, Крошкина сразу задергалась, вцепилась ему в руку, словно утопающий.

– Комар, погоди, давай я тебе денег дам. Много дам. Ты только молчи!

– Не-а. – Виталик стряхнул с себя ее руку.

Он уже один раз обжегся. Оказывается, деньги все же пахнут, а иногда так просто воняют. И вообще, лучше не знать, сколько это «много».

– Психушка по тебе плачет, Крошкина! – кинул он через плечо и пошел по лестнице наверх. От соблазна подальше.

Он не видел, как Галя до крови закусила губу, как исказились черты ее лица в бессильной злобе и отчаянии. Так, наверное, выглядит человек, который поставил на кон все, включая свою жизнь, и проиграл…

– Иди, Комаров, спасибо, – поблагодарил Виталика Федор Степанович, подождал, пока за учеником закроется дверь, и обратился к завучу: – Ну что, Раиса Андреевна, кажется, Игорь Вячеславович кругом прав, нужно вызывать в школу родителей Галины Крошкиной. С девушкой явно не все в порядке.

– Федор Степанович, дорогой, кто же мог предположить, что это всего лишь плод ее больного воображения? – досадливо проворчала завуч, разведя руками. – Из ее уст все звучало очень убедительно. И потом этот синяк, кофточка… А ведь я вас предупреждала, что этот пейнтбол до добра не доведет!…

– А пейнтбол-то здесь при чем? – в который раз изумился директор непредсказуемой женской логике завуча.

И тут в кабинет без стука ворвалась Ниночка с выпученными глазами и заголосила:

– Ой, Федор Степанович! Там Крошкина на крыше, грозится вниз броситься!

Эта угроза прозвучала как пушечный выстрел. Директор и завуч тут же вскочили и бросились на улицу. На бегу Федор Степанович отдал необходимые распоряжения:

– Нина, немедленно разыщите Романова и Юдина, если он еще не ушел!…

Оба оказались в школе. Первым Ниночка разыскала психолога, но по дороге она переполошила полшколы, и через минуту во дворе образовалась огромная толпа учеников и учителей. Уроки были сорваны. Никто о них не думал. Задрав головы, все смотрели наверх.

И директор с завучем, и Кахобер Иванович, и Ирина Борисовна, и Игорь Вячеславович… Там наверху, у края крыши, в джинсах и легкой кофточке стояла Крошкина.

– Ух ты! Прямо мумия в макияже! – восхищенно прошептал кто-то из учеников младших классов, комментируя застывшую, неподвижную фигуру девушки на фоне свинцового ноябрьского неба.

Посеревший директор испепелил его взглядом и прикрикнул на всех:

– Тихо! Прекратили галдеть!

Но молодость не хотела признавать самого факта существования смерти:

– Спорим, не прыгнет?

– Спорим, прыгнет? – доносилось со всех сторон.

И это еще ничего. «Ласты склеит», «в ящик сыграет», – невнятным шелестом катилось по двору. Но главным был вопрос: «А чего ее вообще туда занесло?» Ну, иногда мальчишки на спор лазали по пожарке. Был случай, когда Антон Кукушкин забрался на нее, чтобы покорить сердце одноклассницы. Но чтобы на самый верх, да еще с таким очевидным намерением свести счеты с жизнью!… Тут явно замешана безответная любовь, решили, как одна, все девчонки.

– Как она туда забралась? Через чердачное окно? – озвучил Игорь Вячеславович собственные мысли.

– По пожарной лестнице, – откликнулся Андрей Иванович, преподаватель ОБЖ. – Давно говорил, что ее нужно метра на два подпилить, чтобы эти охламоны не могли дотянуться! – с четкостью отставного военного напомнил он.

Директор удушливо закашлялся:

– Не время сейчас, Андрей Иванович. Она же в невменяемом состоянии, того и гляди сорвется вниз. Что делать-то будем?

– Нужно вступать в переговоры, – подсказал психолог Романов.

– Пожарную, «скорую», милицию вызвали? – глухо спросила Ирина Борисовна, зябко кутаясь в наброшенную на плечи куртку Игоря.

– Да, скоро должны подъехать, – нервно ответила Дондурей и бесцеремонно подтолкнула директора локтем в бок. – Да начинайте же, Федор Степанович! Говорите что-нибудь!

– Галя! – Федор Степанович сложил ладони в форме рупора и, задрав голову, прокричал: – Галя! Крошкина! Ты меня слышишь?

– Конечно слышу! – донесся сверху четкий голос.

– Хорошо! Галя, будь осторожна! Крыша скользкая! – вырвалось у директора.

– А мне теперь все равно! – выкрикнула с вызовом Галя в ответ.

– Попробуйте уговорить ее спуститься вниз, – снова подсказал психолог, возбужденно притоптывая на месте. – Давайте ей любые гарантии. Любые! – И забормотал: – Нет, не все равно… не все равно… раз разговариваешь с нами, значит, еще не все потеряно…

– Галя! Выслушай меня внимательно! Я понимаю мотивы, которые толкнули тебя на этот поступок! Давай договоримся: ты спускаешься вниз, а я тебе обещаю, что никаких последствий не будет! Никаких наказаний! Ты же знаешь, мое слово – кремень! – проникновенным тоном заверил директор, отмахиваясь от секретарши Ниночки, пытавшейся набросить на его могучие плечи пальто.

Наступила короткая пауза. Все затаили дыхание.

– Пусть Игорь Вячеславович меня об этом попросит! – потребовала Галя.

– Просите, Игорь Вячеславович! Просите! – тут же принялся настаивать Кахобер Иванович, нещадно дергая ус.

Ирина Борисовна, морщась, кивнула. Психолог, так тот вообще сложил молитвенно руки и закатил глаза к небу. Лапушка скривился, но набрал в легкие обжигающего воздуха:

– Галя, я тебя прошу, не делай глупостей! Если ты боишься спускаться, я тебе помогу! Стой на месте и спокойно жди меня!

– Да, так, пожалуй, будет лучше, – шепнул Романов, но Галя с ним не согласилась.

– Нет! – заволновалась она. – Это вы стойте на месте! Если вы хоть шаг сделаете, я прыгну!

– Так чего же ты хочешь? – сорвалось с языка Лапушки.(Он же попросил! Предложил свою помощь!)

– Я хочу, чтобы вы сказали им всем правду!

– Какую правду? – уточнил он чисто автоматически.

– Скажите, что вы меня любите!

– Ну, это уж слишком! – в сердцах возмутился Игорь Вячеславович.

Секунду назад он думал, что признается во всех смертных грехах. Скажет все, что Галя ни попросит. Потому что по сравнению с человеческой жизнью все остальное пустяк. Но это был удар ниже пояса! И, заметив, как к нему со всех сторон протягиваются требовательно-умоляющие взгляды коллег, Лапушка в отчаянии прошипел:

– Да не буду я этого говорить! Хоть распните меня здесь!

– Игорь! – потребовала Ирина Борисовна звенящим голосом. – Говори! Кричи, что ты ее любишь! Что ты жить без нее не можешь! Она же ради этого все и затеяла!

Ну да, взять и прилюдно его высечь! Положение было абсурдным и унизительным до безобразия. В присутствии сотен учеников Игорь должен был признаваться в несуществующей любви к помутившейся рассудком Гале Крошкиной. Но, похоже, у него не было иного выхода, как подчиниться обстоятельствам. Достаточно было взглянуть на Федора Степановича, чтобы понять, что давление у него зашкаливает и вот-вот случится сердечный приступ.