— За последние десять лет по четыре раза в год.

Я развел руками, словно приглашая детектива Сукума согласиться с моей сомнительной оценкой ситуации.

— Может, стоит рассмотреть версию, что он один из тех знаменитых фарангов, которые одновременно являются сексоголиками и часто приезжают в Бангкок, хотя делают вид, будто работают дома на компьютере? Среди литераторов таких наберется немало, еще больше — среди шоуменов из Калифорнии, много среди склонных к критике британских журналистов, не говоря уже о юристах из Гонконга. Если так, он купил квартиру, чтобы находиться поблизости от Седьмой сой.

— А что там есть, на этой Седьмой сой? — беспомощно пробормотал Сукум.

— «Сад роз».

— Бордель?

«Как объяснить, что такое „Сад роз“?» — вздохнул я про себя.

— Не совсем. Там много, так сказать, свободных художниц. Это заведение вполне устраивает молодых матерей, которые нуждаются в деньгах, — не важно, замужем они или нет; девушек, которые хотят по вечерам обслуживать своих приятелей; женщин, у которых неполный рабочий день и они, ускользнув с работы, прежде чем вернуться домой к ужи ну, могут управиться с одним-двумя клиентами. — Мне пришло в голову, что здесь уместно назидание: — Непреложная истина заключается в том, что беспорядочные связи делают мужчин счастливее. И многих женщин тоже, особенно если им за это платят.

— Там полно фарангов?

Я заметил в нем предательские признаки тайской застенчивости и спросил:

— Хочешь, чтобы я отправился с тобой?

Сукум с облегчением кивнул и улыбнулся. Прежде чем покинуть свой стол, я отправил Кимберли сообщение:

«Можешь чем-нибудь поделиться по поводу голливудского режиссера Фрэнка Чарлза?»

Как большинство тайцев, детектив Сукум не много времени проводил в районе Нана, хотя часто проходил его насквозь и чуть ли не ежедневно читал о нем в газетах. Видимо, перед тем как китайцы примерно полторы тысячи лет назад вышибли нас из своей страны, мы усвоили у них понятие невидимой завесы. В данном случае невидимая завеса образует психологический анклав, где обитают фаранги — например, люди вроде Фрэнка Чарлза, которые не понимают, как вести себя скромно, и нам приходится быть скромными за них и позволять вести себя дурно в ограниченной зоне, надеясь, что это не развратит наших детей.

Я специально остановил такси на углу Сукумвит и Четвертой сой и провел Сукума вдоль выстроившихся у тротуара прилавков, поражающих обилием DVD с самыми новыми фильмами, — на некоторых даже стоит пометка, что они предназначены только для глаз членов комитета по присуждению премии «Оскар». (И не только DVD, фаранг, — там можно прибрести одежду, копирующую образцы лучших брэндов, поддельные «Ролексы» и оружие любого вида боевых искусств — то есть то, что строжайше запрещено в твоей стране, такие предметы, как: нунчаки, боккен (это такой тренировочный меч для японских боевых искусств. Он деревянный), тонфа,[32]особенные перчатки с рисунком и груши для тренировки спортсменов, длинные мечи в ножнах, которые тебе не позволят пронести в самолет даже в багаже, но ты это уже знаешь. Все исключительно для тебя, фаранг!)

Когда дело дошло до покупки, мы с Сукумом обратились к нашей совести. Но не в том смысле, как ты подумал, фаранг (хотя я бы и хотел смущаться, как ты, приобретая поддельный товар). Нет, мы должны были решить, признаваться ли нам, что мы полицейские, и взять DVD бесплатно, или поправить свою карму и дать бедной обманщице из Исаана — в нашем случае молодой женщине с заячьей губой, к тому же глухой и немой — причитающиеся ей сто пятьдесят бат. Раздумывали мы недолго: Сукум, когда его не одолевает порок тщеславия, хороший буддист. Я велел ему купить «Молчание ягнят» и «Ганнибал». Когда женщина с заячьей губой показала ему яркие обложки дисков с порнографией, добропорядочный детектив покраснел. Его можно понять — к такому надо привыкнуть.

А потом случилось то, что я предполагал.

Это была обычная молодая пара: она — тайка, он — фаранг. Такие постоянно встречаются в этом районе. С ними был сын лет шести. Тут-то я почувствовал удар. Мальчик лишь отдаленно напоминал Пичая, но и этого оказалось достаточно. Я почувствовал, как задрожали губы и что-то произошло с моей нижней челюстью. Расплатившийся за фильмы Сукум поразился перемене моего настроения. Благослови его Будда, он понял, что причиной тому прошедший мимо паренек, и тихо тронул меня за плечо.

— Прости, — проговорил я, — мне надо немного посидеть.

В «Старбаксе» я заказал среднюю чашку холодного кофе мокко с мятой, а Сукуму — минеральную воду. Он вежливо не смотрел на меня, ожидая, когда я приду в себя. Как ему объяснить, что в такие мгновения меня гложет не только горе — не дает покоя мантра Тиецина. Я видел дисковую пилу так, словно она настоящая, и крохотные, похожие на лопаты вращающиеся зубчики создавали видимость реальности.

— Хочешь пойти домой? — Голос Сукума дрогнул. Ему была невыносима мысль, что в «Сад роз» придется отправляться одному.

— Я в порядке, — ответил я и сдержался, не добавил: «Сейчас бы косячок».

Летели мгновения, и, как обычно в такие минуты, я очищался. Становилось легче в голове. Даже испытал нечто вроде подобия радости. Сукум с удивлением наблюдал за мной и, наверное, решил, что я совершеннейший псих. Он простой человек, чье восхождение по лестнице социальной иерархии весьма ограниченно, и не очень-то понимает, что с этим делать. Сукум — единственный полицейский в Восьмом районе, кто купил машину на зарплату. И теперь моет ее пять раз в неделю. Его «тойота» сияет новизной, и он только о ней и говорит. Еще он известен тем, что у него из-под мышек пахнет дезодорантом и он чистит зубы по три раза в день. Мы знаем об этом, потому что свои омовения он совершает в туалете полицейского управления.

Лек утверждает, а он, когда не учит меня буддизму, не прочь посплетничать, что Сукум страдает скоплением газов в кишечнике и борется с этим сложными упражнениями, которые включают работу мышц живота и необъяснимо частое глотание. Лек сидит рядом с Сукумом и слышит из-под стола соседа тихое, почти неразличимое, похожее на звук расстегиваемой молнии попердывание. Кроме того, Сукум перенял у китайцев манеру долго откашливаться и отплевываться по утрам — так он прогоняет демонов горла. Я все это рассказываю, фаранг, отнюдь не по злобе, а чтобы продемонстрировать изъяны собственного восприятия — теперь Сукум поразил меня своим участием.

— Не представляю, что ты чувствуешь. Могу только вообразить. Если бы погиб мой сын, я бы подал в отставку и ушел в монастырь.

Я посмотрел на него.

— Знаю, — вздохнул Сукум, — ты надо мной смеешься. Как и все. А больше других — твой помощник-транссексуал. Не я выбрал такую убогую жизнь. Думаешь, я не хотел бы жить лучше? Потому-то и стремлюсь так к повышению. Но это моя карма. Иногда жалею, что женился и завел ребенка.