Примерно через полчаса я уже вышагивала возле универмага,нетерпеливо поглядывая по сторонам, подгоняя время и готовя вступительную речь.Речь увлекла меня, шаги я все ускоряла и вскоре уже носилась рысью на небольшомпространстве возле универмага. Когда я взглянула на часы, то и увидела, чтобольшая стрелка показывает пять минут двенадцатого. «У меня часы впередубежали», — кусая губы, решила я и принялась высматривать Катьку. Стрелкауверенно двигалась по кругу, а сестры все не было. На смену беспокойству пришелсамый настоящий страх. Ведь мы договаривались… Катька сама хотела, чтоб я сюдаприехала, почему же не явилась? А что, если она махнула на Канары? Помириласьсо своим любовником… Могла бы позвонить… или Мишку испугалась? Если честно, всеэти догадки вызывали у меня смятение, а сердце сжалось в предчувствии беды.Какой бы бесшабашной ни была сестра, но она бы непременно позвонила. А если онакак-то узнала об убийстве и решила не появляться? А что, на сестрицу это дажеочень похоже… Чушь, как она могла узнать об убийстве, если о нем еще в милициине знают (здесь я торопливо сплюнула через плечо). Проторчав возле универмагадо двенадцати, я окончательно убедилась, что Катьку сегодня не увижу, добреладо парка, плюхнулась на скамейку и заревела. Что теперь делать? Если бы мы непроворонили труп, можно было бы идти в милицию, а так куда мне теперь? Яхлюпала носом, вытирала глаза платком и не сразу сообразила, что рядом со мнойна скамейке кто-то сидит.

— Ну что, надула тебя сестрица? — услышала яМишкин голос, вздрогнула и, повернувшись, увидела его по соседству, он вертел вруках ключи от машины и хмуро разглядывал окрестный пейзаж.

— Ты откуда взялся? — спросила я, желая выигратьвремя.

— За тобой следил. Дураку ясно, что ты темнишь, вот ирешил прогуляться. Тебе Катька велела здесь ждать?

— Велела, — вздохнула я.

— Но не явилась. Тебе это ни на что не намекает?

— Нет, — подумав немного, честно ответила я.

— А зря. Напрягись немножко, и тебе станет ясно: Катькав этой истории увязла по самые уши.

— Почему ты так думаешь? — испугалась я.

— Во-первых, ключи, убийца вышел из квартиры и запер засобой дверь. Каким-то образом ключи попали к этому типу. Я семь месяцевотсутствовал, до этого момента ключи мы не теряли, значит, попали они к нему отКатьки. Есть еще вариант: Юрика застрелила твоя сестрица, но, если честно, я вэто не верю: Катька стерва, но умна и осторожна и рисковать не станет.

— У нее могли украсть ключи, — вступилась я засестру.

— Могли, — кивнул Мишка. — Но то, чтоубийство как-то с ней связано, не вопрос. Зачем-то Юрка явился к нам искоропостижно скончался… Есть еще одна штука… Не хотел тебе говорить, но ужтеперь все равно: в квартире был пистолет, по крайней мере, до моегоотправления в СИЗО, лежал в спальне в тумбочке, в верхнем ящике, а теперь еготам нет, и что-то подсказывает мне, что пристрелили Палыча из этого самогопистолета. Во всяком случае, я не удивлюсь, если так оно и окажется. Теперьпонимаешь?

— За что ты в СИЗО сидел? — спросила я.

— А-а… — Мишка махнул рукой. — Не история, аполное дерьмо. Повздорил с одним мужиком, Катькиным хахалем, а когда он домойвозвращался, какой-то козел возьми да и проломи ему голову. Мужик на кладбище,а я, само собой, в тюрьму. Ведь для ментов все яснее ясного, а покаразобрались, что к чему, прошло семь месяцев. Можешь мне поверить, я планировалпровести их иначе.

— Да уж, — кивнула я, приглядываясь к, таксказать, родственнику. Семь месяцев в тюрьме ни за что ни про что — это нешутка. Мишка, должно быть, страшно сердит на сестрицу, и очень может быть, чтонарочно на нее наговаривает Однако в его словах о ключах и оружии проглядываетздравый смысл. Катька в самом деле никогда особо не страдала избыткомнравственности, и вся эта история лишнее тому подтверждение.

Да, было от чего сойти с ума, и я уверена, что с него ужесошла. Рассказывать Мишке о планах сестрицы мне очень не хотелось и советаспросить не у кого. Видимо, следы сильнейшей душевной борьбы отразились на моемлице, потому что Мишка, понаблюдав за мной с пристальным вниманием, заявил снеобычайной ласковостью:

— Ты это… если чего знаешь, не держи в себе, помни, нассию минуту могут запихнуть в каталажку, причем лет на десять — это меня, тебячуть меньше…

Я почувствовала в его словах суровую правду и решилась. Вконце концов, Катька тоже хороша: бросила меня в такой момент. Пора вспомнить,что спасение утопающих дело рук… и так далее…

— Она хотела уехать на Канары, — вздохнула я.

— Ну и что? — не понял Мишка.

— Мне неудобно говорить об этом, вы все-таки муж ижена.

— Мы развелись. И вообще, не беспокойся, я стойкийпарень и готов пережить любой удар. Скупая мужская слеза — и я опять в полномпорядке.

— Что ты паясничаешь? — разозлилась я. — Ведьесли б сестра была тебе совершенно безразлична, не стал бы ты кому-то тамголову проламывать.

— Я не проламывал, — обиделся Мишка. — Больнонадо. Да если б я начал морду бить всем, с кем твоя сестрица трахалась, никакихбы кулаков не хватило. Морду я набил ему потому, что он в карты жулил.

— Да, — покачала я головой. — Интересная увас семья.

— Слушай, наша семья — это наши проблемы, и тебя они некасаются. Я на твоей сестрице женился сознательно, хотя подозревал, что онашлюха, но мне на это сперва было наплевать. А потом и подавно, когдавыяснилось, что она просто стерва и за паршивый доллар готова удавиться, а нетолько на спину запрокинуться. У вас что, было несчастное детство?

— Нормальное детство у нас было, — обиделасья. — Но если поведение жены тебе было безразлично, что ж ты с кулаками наменя накинулся, то есть на нее?

— Так это из-за ее показаний. Катька меня здоровоподставила. Если ее послушать, то выходило, что я ее ревновал и этого придурканеоднократно грозился убить. Ну и так далее…

— А ты не грозился?

— Извини, но мне сейчас твоя сестра по барабану, идавай закончим об этом. Можешь и дальше скрытничать. Не хочешь мне объяснять,что к чему, объяснишь следователю.

— Ладно, — тяжко вздохнула я и все рассказалаМишке.

Рассказ произвел на него самое что ни на есть живительноедействие, его физиономия приобрела решительное выражение, а в глазах появилсяалчный блеск.