– О Триане говорят очень редко – куда реже, чем об остальных номерах, в том числе и другие легионеры! Но уж если он всплывает в разговоре, то вызывает страх даже у своих, о чужих вообще молчу.

– Так себе у тебя сведения – ты их только что придумать мог.

– Но это еще не все! То, что он жуткий, мы и так знаем. Но ходят слухи, будто его номер не соответствует действительности.

Киган невольно вспомнил, как это чудовище разгромило целую армию роботов.

– Думаешь, он не дотягивает до седьмого номера? Мне так не показалось.

– Наоборот! В Легионе номера раздаются после испытаний. Про Триана говорят, будто он намеренно «слил» испытания, чтобы его оценили пониже.

– Но зачем ему это? – поразился Киган. – Смысла нет!

– Как знать? Иногда мы не видим смысл. Может, ему просто лень брать те миссии, которые предназначены для первых номеров. А может, он решил, что с низким номером ему будет проще втираться в доверие к другим людям – таким вот, как Мазарин.

Это уже удар по больному. Киган давно отметил, что, когда речь заходит об Альде, он не способен мыслить здраво. Вот и теперь обвинение Стерлинга было нелепым и ничего не значащим. Но даже этого хватило, чтобы в душе Кигана появились первые вспышки страха.

Он был почти готов бросить все и бежать следом за Альдой – но не успел. Закончилось скачивание программы, компьютер заработал, и в небольшой кабине тут же зазвучал сигнал тревоги.

– Это еще что такое? – всполошился Стерлинг. – Что происходит?

– Сканеры заработали, – напряженно отозвался Киган, пытаясь разобраться в показаниях компьютера.

– И что? Что они показывают?

– Что приближается природная аномалия.

Все лучшее, что доставалось в этой жизни Риве, становилось результатом терпения и упорного труда. Не было у нее еще такого, чтобы судьба подарила ей что-то. Поэтому оказалось очень тяжело поверить, что Дженвен действительно на ее стороне.

Но никакого подвоха она так и не обнаружила, он делал ровно то, что обещал. Он даже не пытался взять ее, но говорил, что нужно делать. Для начала ей пришлось снять платье – Дженвен не смотрел на нее, однако ей все равно было не по себе. Платье она намочила водой, связала узлом и оставила у огня, чтобы потом, когда она выйдет оттуда, оно было сухим и мятым. Потом ей пришлось оставить на лице Дженвена несколько глубоких царапин, а он вынес это невозмутимо, словно и не чувствовал боли. Кровь, лившуюся из царапин, он использовал для того, чтобы поставить пару пятен на ее подоле – изнутри, но так, чтобы они пропитали ткань насквозь.

Рива не спрашивала его, зачем это нужно. Она уже знала достаточно о том, какой могла быть эта ночь. Он ведь верно все просчитал… Если бы все пошло иначе, она бы вполне могла вырываться, сопротивляться изо всех сил – и все равно бы проиграла. Дженвен был настолько силен, что у нее не было против него ни шанса. Она прекрасно понимала, что ее спасение – исключительно результат его доброй воли, однако была слишком горда, чтобы открыто поблагодарить его за это.

Она молчала до тех пор, пока Дженвен не попросил ее заплакать. Тут уж она не выдержала.

– И часто с тобой женщины плачут?

Это было жестоко и глупо, но она не сдержалась. Ей ведь это все тоже непросто давалось! Рива тут же прикусила язык, опасаясь, что разозлила своего единственного заступника. Однако Дженвен и глазом не моргнул:

– Никогда. Но ты бы плакала, и охранники, которые будут пялиться на тебя, должны увидеть следы слез на твоих глазах.

– Вот как… У тебя ведь уже были женщины?

Вопрос был просто вступлением – она и так знала, что были. Дженвен был в том возрасте, до которого не всем воинам удавалось дожить.

– Были.

– Сколько?

– Пять. И прежде, чем ты спросишь еще что-то, знай: ни одну из них я не брал против воли.

– Да я… – смутилась Рива и не смогла закончить. Что бы она сейчас ни ляпнула, прозвучит не так, как ей хотелось бы.

В положенный час Дженвен вышел из дома первым. Рива подождала некоторое время, а потом тоже покинула комнату. Сбегать вот так сразу им было нельзя: сегодня, в ночь ее завоевания, к ним приковано слишком большое внимание. Им нужно выждать, пока интерес угаснет, и бежать. Но это не так страшно: до тех пор, пока она не забеременеет, Дженвен считался ее хозяином, он имел полное право приходить в ее дом, так что их встречи никого не насторожат.

Как и ожидала Рива, за ней наблюдали. Охранники уже не стояли у входа, как раньше. Но она видела их на улицах и сделала все, чтобы они остались довольны зрелищем. Рива шла медленно, то и дело всхлипывала и с трудом передвигала ноги. По ее походке несложно было догадаться, что назначенный партнер взял ее без жалости, и многих это наверняка веселило.

Ну а заплакать ей было легко, вот только плакала она от счастья. Слезы хлынули сами собой, когда Рива наконец решилась поверить, что ей повезло, по-настоящему, она больше не одна. Впервые со смерти родителей кто-то хочет позаботиться о ней!

Она так и не смогла заснуть, но все равно чувствовала себя бодрой и отдохнувшей. Рива подозревала, что сил ей придают мысли о Татенене.

Для многих людей, живущих в Триинсте и других городах, Татенен был всего лишь легендой, красивой историей, которую рассказывают детям, чтобы они хоть ненадолго отвлекались от не слишком счастливой жизни. Да Рива и сама раньше считала, что родители все придумывают! Лишь после их смерти она убедилась, что они верили своим словам. А значит, это было правдой, ведь ее отец и мать были слишком умны, чтобы уповать на всякие небылицы!

Это холини могут верить, что люди принадлежали им всегда, иначе и быть не может. Рива прекрасно знала, что первые люди, гордые и свободные, на самом деле явились из Татенена. Это был их собственный город, где больше никого не было. Ни холини, ни таруа, так тоже бывает!

Татенен был огромным и прекрасным, куда лучше, чем все города, построенные холини. И люди там были мудрыми – но слишком добрыми. Они наивно полагали, что раз они добры, то и все вокруг будут такими же добрыми. Однажды эти люди решили познакомиться с теми, кто тоже населяет Холинсу. Они покинули свой прекрасный город и отправились к озерам.

Там они встретили холини и таруа, попытались подружиться с ними, но были жестоко разочарованы. Существа, делившие с ними этот мир, не желали признавать в них равных. Они обманом отняли у людей все ценное, что у них было, и каким-то образом стерли