сирот и вдовиц, врывались в дома, ночью выгоняли из них христиан, дома опечатывались, и братья клириков бедствовали за братьев своих. Ужасно все это; но еще ужаснее, на что отважились после этого. В неделю по святой Пятидесятнице постившийся народ вышел молиться на кладбище, потому что все отвращались от общения с Георгием. Но, узнав о том, этот вселукавый возбуждает военачальника Севастиана, манихея, и сам уже, ведя множество воинов с оружием и с обнаженными мечами, луками и стрелами, устремляется на народ в самом храме Господнем. И, нашедши немногих молящихся, потому что большая часть удалилась уже по причине поздняго времени, произвел такия дела, какия только приличны ученику ариан: зажег костер и, поставив дев к огню, принуждал их говорить, что Ариевой они веры. Когда же увидел, что девы непобедимы и не заботятся об огне, обнажив, до того бил по лицу, что несколько времени едва узнавали их.

7) Захватив сорок человек мужчин, мучил их новым способом: только что срезав ветви с финиковых дерев, пока они были еще с иглами, ими до того изсек хребты, что у иных нужно было не раз вырезывать вонзившиеся иглы, а иные не перенесли этого и умерли. Всех же, внезапно захваченных, даже и дев, заточили в великий Оазис; а тела скончавшихся не позволяли вначале отдавать своим, но скрывали, где хотели, бросая непогребенными; потому что думали утаить такую жестокость. Но и это делают они, безразсудные, водясь ошибочным разумением. поелику домашние скончавшихся и радовались их исповедничеству, и плакали о телах их; то тем громогласнее разносилось обличение нечестию и жестокости еретиков. Они вскоре заточили из Египта и Ливии Епископов: Аммония, Муия, Гаия, Филона, Ерму, Плиния, Псеносириса, Ниламмона, Агафона, Анагамфа, Марка, Аммония, другаго Марка, Драконтия, Аделфия, Афинодора – и пресвитеров: Иеракса и Диоскора – и с такою жестокостию понуждали их идти, что некоторые умерли еще в дороге, а другие на месте уже заточения. Более же тридцати Епископов принудили спасаться бегством. Ибо, подобно Ахааву, старались, сколько было можно, истреблять истину. На такия дерзости отважились нечестивые.

8) Так поступая и не стыдясь, что столько зол умышляли против меня прежде, теперь еще и винят, что мог избежать убийственных их рук, лучше же сказать, горько жалуются, что не истребили меня в конец, и выставляют уже в предлог, что порицают мою боязнь, не зная того, что и этим ропотом обращают укоризну больше на себя самих. Ибо если худое дело бегать, то гораздо хуже гнать. Один укрывается, чтобы не умереть, а другой гонит, стараясь убить. И бегать дозволяет Писание, а кто домогается смерти другаго, тот преступает закон и, скорее, сам подает повод к бегству. Посему, если порицают за бегство, то пусть устыдятся более сами себя, как гонители. Пусть перестанут злоумышлять, и не будет вскоре спасающихся бегством. Но они не прекращают собственнаго своего лукавства и для того все и делают, чтобы уловить нас, не зная того, что бегство служит великим обличением не гонимым, но гонителям. Всякий бегает не от кроткаго и человеколюбиваго, а скорее от свирепаго и лукаваго нравом. Потому, всяк печальный, и всяк должник убегал от Саула и прибегал к Давиду (1 Цар. 22, 2). Поэтому и они стараются убивать укрывающихся, чтобы не иметь, по-видимому, обличения своему лукавству. Но, кажется, и в этом слепотствуют сии, всегда заблуждающиеся, люди. Ибо, чем известнее бегство, тем еще более явными делаются, по их злоумышлению происшедшия, или убийство, или заточение. Если умертвят, то смерть еще громче возопиет против них. Если также заточат, то сами против себя пошлют всюду памятники своего беззакония.

9) Посему, если бы сохранили они здравый смысл, то увидели бы, что сами себя запутали этим и преткнулись о собственные свои помыслы. Но поелику погублено ими целомудрие, то, когда это самое побуждает их гнать и домогаться убийств, не видят они своего нечестия. А может быть (ибо нет ничего такого, на что не дерзнули бы они), отважатся обвинить и самый Промысл за тех, которых не предаст им, потому что, по слову Спасителеву, известно, что и воробей не может впасть в сеть без Отца нашего небеснаго (Матф. 10, 29). Как же скоро уловляют кого эти губители, тотчас забывают других, а прежде других себя самих, одним самохвальством надмевая себе брови, и не знают они времени, и делая обиды людям, не уважают самой природы, подражая же вавилонскому мучителю, тем с большею нападают свирепостию, никого не милуют, но и старчий ярем отягчают (Иса. 47, 6) и, как написано, к болезни язв… прилагают (Псал. 68, 27) сии безжалостные. Посему, если бы не делали этого и если бы не заточили тех, которые защищают меня от их клевет, то иные почли бы слова их достойными вероятия. поелику же злоумышляли они против многих и почтенных Епископов и не пощадили ни великаго исповедника Осии, ни Епископа римскаго, ни стольких Епископов Испании, Галлии, Египта, Ливии и иных стран, а, напротив того, причинили столько зла всякому, кто только обличал их за меня, то не значит ли это, что прежде других гораздо более злоумышляли они против меня, и весьма желают после них предать меня злой смерти? На этот конец они бодрственны, и почитают для себя обидою, если видят спасающимися тех, кому не желали бы они жить.

10) Посему, кто не увидит их коварства? Кому неизвестно, что не ради добродетели порицают за боязнь, но жаждая крови, своими злоухищрениями пользуются как бы сетями, думая, что уловят ими всякаго, кого только пожелают умертвить? А что они таковы, показали это дела их, обличив, что нрав у них свирепее, чем у зверей, и что жестокостию превосходят они вавилонян. И хотя достаточно им такого обличения, однако же, поелику, подобно отцу своему диаволу, прикрываются мягкими речами, чтобы обвинить меня в боязни, когда сами боязливее зайцев, то посмотрим, что пишется об этом в Божественных Писаниях. Тогда окажется, что и Писаниям противятся они не менее того, сколько клевещут на добродетели святых.

Если злословят тех, которые укрываются от ищущих убить их, и порицают тех, которые бегут от гонителей, что будут делать, видя, что Иаков бежит от брата Исава, и Моисей удаляется в Мадиам, страшась Фараона? Вдаваясь в подобное суесловие, чем оправдают они Давида, который бежит из дома от Саула, когда послал он убить его, то укрывается в пещере, то изменяет лице свое (1 Цар. 21, 13), пока не ушел от Авимелеха[1] и не уклонился от злоумышления? Что