– Так не пойдёт, – усмехнулся доктор, обхватывая пальцами запястье, чтобы прощупать пульс. – Диагноз ставлю я. А ваша задача подробно рассказать о самочувствии. Не было ли головокружения, тошноты, озноба.

– Нет. Всё в порядке.

Он положил ладонь на лоб.

– Ну, как же в порядке, когда у вас жар? – тёплая успокаивающая улыбка не сходила с его губ. – Вы так похожи на свою мать, Амалия. Она тоже не любила докторов.

– Вы знали мою маму?! – она резко села в кровати. Глаза широко распахнулись. Сердце отчаянно затрепыхалось в груди.

– Знал, дитя моё. Луиза де-Патрис была моим близким другом.

– Господин Матье, расскажите мне про мою маму, – глаза Амалии светились мольбой. – Я так мечтала встретить человека, который был бы близко знаком с ней.

Именно такой просьбы доктор и ждал. Он охотно начал излагать подготовленные заранее фразы.

– Ваша мама была удивительно красивой женщиной. Вы унаследовали много её черт. Этот необычный цвет волос, овал лица и даже тембр голоса.

Амалия замерла, впитывая каждое слово.

– Я упомянул, что Луиза недолюбливала докторов. Это правда. Хотя сама была неплохой целительницей. Хорошо разбиралась в аптекарском деле, в травах и снадобьях. Именно поэтому мы и сдружились. Я проникся уважением к таланту вашей матушки. Я всегда снимал шляпу перед аптекарями. Разве был бы хоть какой-то толк от врачей, если бы не было лекарств? – Матье вложил в улыбку самоиронию. – Кому бы мы были нужны, если бы не целебные микстуры, которые готовят аптекари?

– Вы работали вместе с моей мамой?

– Нет. Когда мы познакомились, она не работала – растила вас.

– Но, может, вы знаете, откуда родом мои родители? Госпожа Элисон, настоятельница пансиона, в котором я воспитывалась, говорила, что не сохранилось никаких сведений о том, где жили де-Патрис перед тем, как перебрались в столицу.

– Ваша матушка не любила рассказывать о своей прежней жизни. Обмолвилась только, что их с отцом родовое поместье было разрушено страшным ураганом, и они больше не собираются туда возвращаться.

– А мама не упоминала о каких-нибудь родственниках? Братьях, сёстрах? Я часто думаю, что, возможно, у меня есть кузены, тётушки или дядюшки.

– Насколько мне известно, ваша матушка была единственным ребёнком в семье.

– А здесь, в столице, где обосновались родители?

– Они снимали особняк в западной части города. Несколько лет назад он был снесён оттого, что обветшал. И на его месте построена таверна.

Амалия вздохнула. Естественно она расстроена. Доктор отсёк все ниточки, которые она надеялась нащупать.

– Господин Матье, расскажите, какой была моя мама.

Матье этого не знал. Он не был знаком с Луизой де-Патрис. Не видел её ни разу. Но ему хорошо заплатили, чтобы он втёрся Амалии в доверие и кое-что у неё выведал. Его заверили, что девочка ничего не может помнить о матери – была слишком мала, когда той не стало. Поэтому доктор волен смело подключать фантазию, отвечая на её вопросы.

– Ваша матушка была светлым человеком. Чутким, отзывчивым. А ещё она отличалась искренностью и открытостью. Близкому другу, такому как мне, например, она могла смело доверить любую тайну. Она считала, что у друзей не должно быть секретов друг от друга. Ведь друзья на то и друзья, чтобы поддерживать, помогать и разделять все трудности…

Матье раскрыл свой чемоданчик и извлёк оттуда стетоскоп.

– Но довольно на сегодня бесед. Мне нужно вас обследовать. Но прежде, давайте ещё раз уточним симптомы. Расскажите мне как можно подробней, что с вами случилось в театре.

Амалия смотрела в добрые глаза господина Матье и не верила своему счастью. Она так мечтала найти ниточку, которая связала бы её с родителями. Встретить человека, который хоть немного был знаком с ними. Надеялась, что если узнает что-то о своей семье, то сможет разобраться и с тем, что происходит с ней самой. А тут такая удача! Перед ней человек, который не просто знал маму, а был её близким другом. И к тому же он доктор. Кому, как не ему, рассказать о всём том, что так тревожит Амалию с тех пор, как она поняла, что не такая, как все?

– Вы говорили, вам стало душно, – уточнил господин Матье. – А что вы почувствовали потом? Не было ли каких-то необычных ощущений?

Слова сами просились с языка. Амалии как никогда хотелось поведать о своих пугающих «приступах». Рассказать хоть кому-то тайну, которая мучает её уже несколько лет. Мама бы на её месте так и поступила. Ведь господин Матье сказал, она всё ему доверяла как на духу. Вот только… немного странно… если мама так охотно делилась с ним всем, даже самым сокровенным, почему ничего не рассказала о своём прошлом. Ничего не поведала о том, как они жили с отцом до приезда в столицу?

Господин Матье прислонил один конец трубки к груди Амалии, второй – к своему уху:

– Глубокий вдох…

Она повиновалась.

– …выдох. Ещё разок… Так что вы почувствовали там, в театре, кроме головокружения?

– Ничего, господин Матье.

Амалия так и не решилась открыться доктору. Не сегодня. Ей нужно какое-то время, чтобы начать полностью ему доверять. У них же ещё будет возможность поговорить. Амалии нужно ещё столько всего узнать о маме.

– Мне просто стало душно. А потом всё прошло, – повторила она слово в слово то, что говорила с самого начала.

Доктор отложил стетоскоп.

– Похоже, вы просто переутомились. Я выпишу вам успокаивающий сбор, чтобы вы хорошо отдохнули этой ночью. А завтра навещу вас снова.

Он приветливо улыбнулся на прощание и вышел из покоев.

Несмотря на успокаивающий сбор, Амалия провела ночь тревожно. Ей снился Маркель и его прикосновения. Она металась на подушках и провалилась в относительно безмятежное забытье только под утро, когда дала себе слово, что больше никогда даже не взглянет на Его Высочество, не говоря уже о том, чтобы остаться с ним наедине.

Разбудил Амалию громкий женский плач. Даже не плач, а истерика с отчаянными подвываниями. Рыдания раздавались из коридора. Оттуда же доносились голоса, некоторые из которых Амалия узнала – раздражённый госпожи Жильберт и извиняющийся церемониймейстера Бонифаса. Что происходит?

Амалия едва успела одеться и привести себя в порядок, как в покои влетела Арабель. Как всегда весёлая и жизнерадостная.

– Ты как себя чувствуешь?

– Хорошо, Ваше Высочество. Мне вчера просто душно стало. Потом всё прошло, – скороговоркой произнесла Амалия то, что говорила каждому, кто справлялся о её здоровье.

– Расстроилась, что пришлось уехать с премьеры?

– Немного.