Камерный зал оказался совершенно пуст – ни работников, ни слуг. Его уже успели украсить накануне, а накрывать столы было ещё рано. Маркель сел в кресло первого ряда. А девушки поспешили к инструменту. Он обожал слушать, как Амалия играет, хоть делала она это крайне редко – считала, что не имеет выдающихся талантов. Его пичужке не понять, что дело даже не в звуках, которые она извлекает. Маркель готов был часами смотреть на её тонкие длинные пальцы, скользящие по клавишам. Волнительная будоражащая картина, в момент включающая воображение.

Пространство заполнила музыка. Сюзон развернулась лицом в зал. Маркель уверен был, что сейчас перед её глазами стоит Себастин. Удивительная девушка. Внешне холодная, но там, за ледяной коркой, оказалась трепетная сильная натура, способная так отчаянно полюбить и так отчаянно сама нуждающаяся в любви, что Себастин капитулировал. Маркель и не думал, что его рассудительный брат способен потерять голову.

Музыка растеклась чувственной волной и Сюзон запела. Голос звучал нестерпимо проникновенно.

Пришла. Стою перед тобой,

открыв души мятежной двери.

И сердце не устанет верить,

Что так назначено судьбой.

* * *

Пришла. Надолго, насовсем.

Как неизбежность многоточий,

Как звёзды этой тихой ночи.

Не надо спрашивать зачем.

* * *

Пришла надеяться, дарить,

Отдать и взять, и выпить жадно,

Любить до искр, гореть нещадно,

Дышать тобой, тобою жить…

Как только прозвучал последний аккорд, Сюзон стрелою выскочила из зала. А вот своей пичужке Маркель не дал упорхнуть. Поймал, посадил рядом. Сорвал лёгкий поцелуй.

– Так где ты была всё утро? Я соскучился, – ещё один, уже более основательный поцелуй.

– У доктора Матье.

У доктора? Ну вот. Чутьё Маркеля не подвело – он же заметил, что ей в последнее время нездоровится. В груди заныло.

– Ты больна?

– Нет, не беспокойся, я здорова, – быстро ответила она. – Совсем-совсем здорова. И я, и…

Её щёки вспыхнули румянцем. Маркелю нравилось, что смущение всегда проявляется краской на её лице. Он коснулся тыльной стороной ладони пылающей кожи и почувствовал, что самому становится жарко. Но почему Амалия смутилась? Всё-таки что-то в её ответе не то.

– …мы оба здоровы… – закончила она фразу.

Он заглянул в медовые глаза, самые невинные и самые опасные, которые давно погубили его. Там светилось счастье. И вдруг до него дошёл смысл её слов.

– Оба? Это то, что я подумал?

– Да. У нас будет малыш.

В груди сжалось, защемило, заколотилось, а потом растеклось по телу незнакомое волнующее чувство, заставившее осторожно положить ладонь ей на живот. Голову дурманило от её счастливой улыбки…