— Почему они так едут? Что это за церковь странная?

В этот момент из церковных ворот выезжали на ослах два монаха, обращенные лицами к ослиным хвостам.

— Это церковь Тринитариев, занимающихся выкупом христиан-невольников… А сидят так, потому что не считают себя достойными ездить, как ездил на осле Господь наш… Может, и мой Степан насобирал денег и выкупит меня…

Позже приехал в школу древний как мир, сгорбленный как сухое дерево паша. Девушки стояли вряд, а он их внимательно осматривал. Под строгим взглядом хозяина школы Ибрагима девушки бросали на купца горячие, огненные взгляды, выпячивали грудь… И из всех он выделил Настю. Она была красивая, как утренний цветок. Но не стала Настя завлекать его. Уехал паша недовольный.

Наказание не заставило себя долго ждать — угостили девушку как следует канчуками, обернув перед этим шелковыми покрывалами, чтобы следов на белом теле не осталось. Плакала Настя, всхлипывала.

— Не пойду к этому скелету! Я учиться хочу! Господи! Где же ты, Степан… Забери меня!

Неизвестно, чем бы закончились эти побои, очень уж рассердился Ибрагим, сорвал шелка с Насти, сам взял кнут, но прибежал учитель Абдуллах, спас свою лучшую ученицу. И крикнул:

— Умер султан наш Селим!

Вдруг стало слышно, как голосила уже вся Каффа.

— На престол вступает молодой Сулейман!

Упали молиться, и вместо траура — рвение какое-то:

— Аллаху Акбар! Пусть сто живет султан Сулейман! Он будет лучший из всех султанов!

Учитель Абдуллах стоял рядом с Настей, едва заметно улыбнулся ей. Девушка, несмотря на боль, не смогла сдержать любопытство. Спросила шепотом:

— Почему он самый лучший будет?

Абдуллах тихо ответил с твердой уверенностью:

— Он десятый по счету султан! Таково предсказание, о Хюррем…

— А не предсказано ничего о какой-нибудь из его жен? — с замиранием сердца слушала Настя ответ.

— Любимой женой его станет султанша Мисафир, что означает «чужестранка». Сойдет как ясная заря в сердце Падишаха, а зайдет кроваво над царством его. Сделает много добра и много бед на всех землях Халифа…

Застонала Настя то ли от боли, то ли от бессилия:

— Интересно было бы взглянуть на такую женщину! С высоких минаретов кричали муэдзины. Каффа молилась новом султану.

Над древним Царьградом или Стамбулом, одним из лучших городов мира, шел проливной дождь, размывая очертания мечетей и церквей. Зеленели кипарисы, зацвела белая и синяя сирень и красное цветение персика покрыло ветви его.

Это была столица красоты, великолепия, но и страданий… в одном из закоулков огромного Авретбазара продавали Настю. Стояла она на помосте, в четверке товарок со школы, скованная наручниками, на одной цепи. Там, за стеной, многоголосный гул, крики продавцов разного товара — голых людей, овец, ковров, верблюдов — все, что рождалось и создавалось на земле. В углу, где товар был для избранных, царила относительная тишина. Здесь было несколько групп одетых девушек из разных школ и городов — от самых черных дочерей мулаток до самых белых дочерей Кавказа — демонстрировали купцам все свои прелести и умения, полученные в школе; перед молодыми мужчинами будто стыдились, а старых пронзали острыми взглядами. Одна толстая женщина все время ела — наверное, чтобы доказать, что можно ее сделать еще полнее. Другая периодически поднимала тяжести, которые стояли возле нее, чтобы продемонстрировать не только красоту, но и силу…

Настя сидела, поджав ноги под себя, равнодушно наблюдая, как приценивались купцы и как подавали себя невольницы. Молилась Богу, погрузившись в себя. Не помогал разъяренный шепот Ибрагима, его угрозы…

Вдруг засуетился хозяин и все присутствующие. Стали делать руками знаки, чтобы встали невольницы — и все встали. Кроме Насти. Настя не шевельнулась.

По проходу шла группа черных евнухов под руководством какого-то достойника, тоже черного, почтенного, за ним несли на лектике (носилках) мальчика лет четырех-пяти, и женщину в парандже. Позади шла военная стража.

Лектика была резная, из черного дерева, крыша ее держалась на золоченых столбах. По обеим сторонам лектики занавесы и открытые окна. Мальчик и женщина сидели на мягких подушках, в богатых одеждах, в руках мальчик держал игрушечный лук, на боку висела маленькая сабля, на голове надет огромный тюрбан. Это был необычайно красивый, черноглазый, живой ребенок, который с интересом рассматривал все вокруг. Его заинтересовала Настя, которая не выказала почестей новоприбывшим. А может его внимание привлекла необыкновенная красота рабыни, которая была тоненькая как девочка, белолицая, с густыми золотыми волосами.

Подбежал к ней, и улыбнулся. Настя посмотрела на него — и тоже улыбнулась. Улыбнулась искренне, тепло — от чего стала просто неотразимой. Протянула мальчику единственное, что имела — гранат.

— Угощайся, — сказала она по-турецки.

Мальчик взял этот гранат и крепко сжал в кулаке, по руке потек красный сок…

— Видишь, какой я сильный?

— Очень, — улыбнулась Настя.

— Ты откуда? — спросил он.

— Из Украины…

— Так ты роксолана? Я хочу, чтобы тебя купили. Будешь со мной играть. Я Мустафа. Наследник престола. Потому, что отец мой — султан Сулейман. Его все боятся! — с гордостью сказал наследник.

К нему подошла недовольна мать, жена султана Махидевран, высокая, гордая черкешенка. Что-то сказала сыну на ушко, но маленький Мустафа возразил, даже ножкой топнул.

Тогда Махидевран подошла к Настеньке и, не говоря ни слова, потрогала ее лицо, взяла в руки ее золотистые волосы — точно так, как пробуют ткань.

Кровь ударила в глаза Роксоланы и к ее голове…

Дрожала она как осиновый лист, когда провели ее через какие-то страшные огромные ворота, над которыми возвышалась воткнутая на крюк человеческая голова. Непроизвольно подняла руку и прижала к груди маленький серебряный крестик. И вошла во двор сераля.

Весеннее солнце играло светом на разноцветных венецианских окнах султанского гарема и оживляло оргии красок на великолепных коврах в комнатах. Настя мыла ноги Махидевран, смазывала их маслами. Рядом крутился Хассан, кизляр-ага — главный евнух, готовый каждую минуту выполнить любую прихоть любимой жены султана. Это он был на Авретбазаре, когда покупали Настю, и сейчас не спускал с нее настороженных глаз, следил за каждым ее движением.

Чуть позже, в парке, где отдыхала Махидевран, ее сын играл с Настей — учил девушку стрелять из лука по тыквам, которые на высоких шестах проносили перед ними слуги. Насте никак не удавалось попасть, как она не целилась — зато смеха было достаточно…

В окне гарема стоял какой-то молодой человек в высоком белом тюрбане и смотрел во двор.

Затем Настя раскачивала Мустафу на качелях. Разговаривали.