с Сином Эвансом… Который материализовался и мрачно смотрит на меня сейчас. Пьяно пялюсь в сапфировые льдинки и пару раз моргаю.

— Ты должна за химчистку машины. Все сиденье обслюнявила.

Недоверчиво смотрю на него, и, наконец, до меня постепенно доходит: школа, Черелин, репетиция, гараж Шема, пиво…

— Где ключи? Сегодня прольется кровь Черелин…

Он подхватывает меня на руки. Язык от шока немеет, а клетки мозга постепенно атрофируются.

— Как можно столько есть и весить, как пушинка? — говорит Эванс и отпирает дверь, толкая ее плечом.

Прихожу в себя только, когда Син усаживает меня на диван и устраивается напротив, оглядывая помещение, и возвращает серьезный взгляд на мою нетрезвую тушку.

— Повезло, что твоих родителей нет дома. Если бы они увидели дочку-отличницу в таком виде?

— Им плевать, — сиплю и откашливаюсь.

— Плевать?

— Родители развелись, каждый живет своей личной жизнью, — отвечаю, не узнавая грубого низкого голоса. Больше не буду пить.

Син ничего не говорит, только смотрит исподлобья, поднимается и машет рукой, прощаясь и направляясь в сторону выхода.

— Спасибо, — произношу быстро вдогонку, но его спина пропадает из виду, а через пару секунд слышится щелчок. Я осталась одна в доме с головной болью и кучей вопросов в придачу.

Глава 10

Одни легенды рассказаны, другие обратились в прах или забронзовели. Но ты будешь помнить меня, помнить меня веками. Я не успокоюсь, пока весь мир не будет знать моё имя, потому что я обязан своим рождением только своим мечтам. Потому что я противоположен амнезии, а ты мой вишнёвый цвет.

Fall Out Boy «Centuries»

Син

Квартира Оззи существовала только для того, чтобы принимать и выплёвывать каждый день пьяные обдолбанные тела. Дверь в его комнату всегда была заперта на ключ, а в гостиной творился полный разврат и беспредел: громкая музыка, групи, которым все равно, кто их сегодня трахнет, трава и бухло. Мне это чертовски нравилось: рок целый день и ночь, безотказные девочки, расслабляющая дурь. Я терялся в лицах, волосах, губах и податливых женских телах. Все сливалось в безумную какофонию. Никто не говорил «Нет», из их уст я слышал: «Погреши со мной… Возьми меня…». То, что завтра она выйдет в слезах, никому не нужной использованной вещью, мало заботило. Это же не мои проблемы? Я только получал удовольствие от происходящего.

Музыка спасала, а наркотики притупляли чувство страха, когда закрывал глаза и снова видел кошмар, будто наяву. Тогда я превращался в маленького беззащитного мальчишку, который не смог спасти родителей. Но хуже всего — неизвестность. Я не знал, почему дверь оказалась закрытой, почему они не проснулись, почему это произошло? Почему? Сотни почему, но ответов — ноль.

В такие моменты я ненавидел себя больше всего — ненавидел за слабость.

Открыл глаза и прищурился. Неужели еще находился под кайфом? Пошевелил конечностями и понял: все-таки в сознании. Перед глазами стояла плотная завеса из сигаретного дыма и марихуаны. Только разрежь, пощупай, протяни руку, и создастся иллюзия, будто она исчезает в молочном тумане. Рядом кто-то шевелится, а глаза фокусируются на ярко-рыжих прядях. Телом овладевает паника, сознание становится сразу же кристально-чистым. Хочется вскочить, схватить ее за плечи и заорать: «Какого хрена ты тут забыла?!».

Девушка поворачивает лицо, и я облегченно выдыхаю — это не Джи. Наверное, я свихнулся или просто конкретно обдолбился, потому что везде чудится она: странная девчонка, с красивым голосом, который можно слушать бесконечно. Да я стал параноиком. Достаточно каждодневных кошмаров из детства, но теперь появилась еще одна «рыжеволосая проблема».

Полуголая девица причмокнула губами и перевернулась на бок. Надеюсь, я не забыл о «защите»: не хотелось приобрести букет из разных болячек. «Там» могло побывать дохрена и больше людей, а перспектива подохнуть, как Фредди Меркьюри или еще куча других рок-мать-их-звезд, меня не впечатляла. О нет, я еще не добился своего.

Поднялся и сделал пару шагов, натыкаясь на чьи-то руки или ноги. Хрен поймешь, люди спали везде: на полу, диване, креслах… Найти в полном хаосе вещи казалось еще проблематичнее, но каким-то чудом кожанка и джинсы валялись рядом с диваном, где лежала в беспамятстве рыжеволосая.

День сейчас или ночь — я не знал. Плотные жалюзи отрезали нас от внешнего мира, давая возможность забыться и попасть в другую Вселенную. Реальность временами очень паршивая.

Ослепительный свет ударил в глаза, когда я оказался на улице. «Будто попал в Рай», — пронеслась бредовая мысль в голове. Я чуть не расхохотался, но из горла вырвался хрип. Свежий воздух полоснул легкие, я глотал кислород большими дозами, словно черпал из родника воду. Сознание прояснялось, как и небо надо мной — свет приходил на смену тьме. Порылся в карманах в поисках спасительного никотина, но там оказался только презерватив, несколько баксов и ключи от байка. Сплюнул на асфальт и запустил пальцы в растрепанные волосы, направляясь в сторону кавасаки.

***

Я зашел в дом и остановился в дверях кухни. Черелин стояла возле кофеварки с хмурым видом, опираясь ладонями о темную поверхность столешницы. Она сверлила технику таким взглядом, словно еще немного, и та задымится. Сестра повернулась, и ее выражение стало рассерженным, в общем-то, как всегда, когда я… употреблял.

— Вилсон приехал.

Всего два слова, и паршивое состояние стало еще в разы паршивей. «Приятного» разговора с дядей не избежать. Я прошел через гостиную в кабинет, так как знал — Вилсон там. И оказался прав.

Мужчина восседал за столом и клацал по клавиатуре лэптопа. Младший брат отца после смерти родителей стал нашим опекуном и владельцем нефтяных вышек в Эдмонтоне. Северный город Канады считался кладезем нефти, а наша семья — одними из владельцев крупных компаний, которые отправляли с порта гигантские баржи нефти во все уголки мира. Теперь Вилсон Эванс стоял во главе огромной корпорации: молодой, амбициозный, с железной хваткой. Он всегда заботился о нас с Черелин, но работа занимала все его время. Вилсон до сих пор числился среди завидных холостяков, но вряд ли в ближайшие пару лет обзаведется женой и детьми. Скорее, он женится на своей же работе.

Дядя поднял голубые глаза и закрыл крышку лэптопа. Я опустился в кожаное кресло и закинул ногу на ногу, встречаясь с его внимательным цепким взглядом, не упускающим ничего из виду.

— Сходи в душ, поговорим потом, — бросил сухо он через пару секунд и снова открыл ноутбук.

Положил руки на подлокотники, демонстрируя, что разговор состоится немедленно: пусть выносит мозг, затем я пошлю все к черту и