быстро ушла в другую комнату к кролику, а мы вспомнили о нежданном подарке, только когда проводили гостей. Дочка сидела около коробки.

– Мама, он совсем ничего не ел и даже почти не двигался, – грустно сказала дочка. Я взяла серый комочек в руки и стала его гладить по спинке и по ушкам и ласково с ним разговаривать. Это продолжалось минут пять. Потом я опять поставила его на пол и немного отошла от него. Вдруг, оттолкнувшись задними лапками от пола, он сделал маленький скачок в мою сторону, показав нам свои белые пятки. Я отошла еще на шаг – опять скачок ко мне. Так он проскакал раз пять, и я снова взяла его на руки и стала гладить и ласково говорить с ним. Потом я дала ему листик капусты, и он, видимо, изголодавшись, стал жевать его прямо у меня на руках… Потом еще листик… Потом еще. На другой день, проснувшись утром, мы увидели пустую перевернутую коробку и следы прогулки кролика по квартире, в виде большого количества черных «орешков» на полу. Мы с дочкой решили искать его по этим приметам. Следы привели нас к дивану в другой комнате, и дочка, встав на коленки, заглянула под него. Под кроватью тихо-тихо сидел наш безголосый кролик. Тут, неожиданно для нас самих, мы с дочкой вместе стали звать его:

– Тишка! Тишка! – Ну да, чаще всего безголосых кроликов Тишками и называли.

– Тишка, Тишка, – позвала я и заглянула под диван. – Тишка потихоньку стал выползать и, появившись целиком, сразу пошел к нам в руки.

Стоял май месяц, а погода была очень жаркая для этого времени. Чтобы не создавать «крольчатник» в квартире, мы решили устроить нашего Тишку на лоджии. Сделали ему большой дом из картонной коробки в одном конце, а столовую с едой и водой – в другом. Лоджия была большая и просторная, не захламленная ненужными вещами и прочно перекрытая толстой стеклянной перегородкой Тишка на ней прижился. Он чувствовал себя уже свободно, хорошо ел, с удовольствием сидел на руках и бегал по лоджии кругами, запрыгивая на свою коробку, а с нее – вниз. Иногда, когда мы забывали закрыть дверь, он, сначала с опаской, а потом с большой наглостью прорывался в квартиру, и уже тогда мы бегали за ним всей семьей, чтобы отнести его на место. В конце мая у дочки заканчивались занятия в школе, и мы, в то время каждый год снимая на лето дачу, стали готовиться к переезду. Встал вопрос: что делать с Тишкой?

Решили, что сначала поедем одни, чтобы обустроиться и подготовить ему там какое-нибудь жилище. Заполнив лоджию едой и водой, мы оставили нашего Тишку одного.

Весь следующий день мы обживались на даче. Наша хозяйка, приветливая и домовитая женщина, узнав о кролике, притащила огромную деревянную клетку, которая завалялась у нее в хозяйстве, помыла ее, просушила и поставила недалеко от нашего дома.

– Ваш кролик будет жить в ней как барин, – сказала она. Вечером муж с дочкой остались на даче, а я поехала домой, чтобы переночевать и утром вернуться вместе с Тишкой. Приехала я, когда было уже темно. Открыв дверь и войдя в прихожую, я не стала зажигать свет, чтобы посмотреть, что делает Тишка на лоджии, может быть, уже спит. Я тихонько подошла к ней и открыла дверь – с улицы светили фонари, хорошо освещая лоджию, но кролика я нигде не видела.

– Тишка! Тишка! – позвала я.

Я услышала громкий шорох, и из коробки пулей вылетел Тишка. Он с разбега боднул меня головой в ноги и побежал в другую сторону лоджии, затем, добежав до противоположной стены, резко развернулся и побежал обратно, опять толкнув меня головой. Он бегал кругами по лоджии на огромной скорости, временами переворачиваясь на спину, опять вскакивая и продолжая носиться без остановки. Видно было, что он радовался моему появлению и так проявлял свой восторг. Я открыла дверь в комнату, и пока он точно так же кругами носился по комнате, перенесла его коробку-спальню туда же и, взяв его на руки и успокоив, погасила свет и положила в коробку.

Утром, приехав на дачу, я вытащила Тишку из сумки, в которой он тихо просидел всю дорогу, и поставила его на тропинку перед крыльцом.

Дочка радостно побежала к нему, а он поскакал к ней навстречу. Но долго сидеть на руках не захотел и пошел медленными шажками осматривать территорию. Он уже не так боялся всего неизвестного, как раньше, и проявлял живой интерес ко всему новому. Весь остальной день дочка ходила за ним по пятам, боясь, как бы он не забрел в густой кустарник малины у забора. Тишка все время удирал от нее и старался не попадаться к ней в руки, но к своей миске у крыльца с капустой и морковкой он быстро запомнил дорогу и периодически к ней подходил. Вечером мы попытались посадить его в клетку. Я взяла его на руки и поднесла к открытой дверце, но он вывернулся, соскочил с рук и дал деру… Надо сказать, за тот месяц, что он прожил с нами в Москве, он сильно подрос, окреп, разъелся и стал сопротивляться тому, что ему не нравилось. Клетка ему не понравилась сразу, и сколько бы мы ни пытались его туда поместить, у нас ничего не выходило. Пришлось устраивать его на веранде и опять устанавливать там его любимую коробку. Казалось бы, все, как и раньше, но теперь наш Тишка, познав свободу и простор улицы, стал каждое утро барабанить лапами в дверь, ведущую с веранды на улицу.

Поселок, где мы снимали дачу, был сельского типа. Дачников там было немного, и слух о том, что москвичи привезли с собой кролика, который живет в доме, быстро распространился среди местных жителей. Многие там имели кроликов, но исключительно как будущее мясо и шкурки, поэтому местные дети приходили к нам посмотреть на Тишку и поиграть с ним, как с котенком или с щенком. Тишка давал себя погладить и взять на руки. Дочка бегала по дорожке, а Тишка за ней, что приводило детей в восторг. Каждый, кто приходил, стал приносить Тишке угощение и даже игрушки: всякие резиновые шарики и мячики. Тишка не умел с ними играть, но, толкая их носом, пугался покатившихся мячиков и сразу убегал, сверкая белыми пятками. Дети хохотали и рассказывали об этом другим детям, поэтому поток зрителей не прекращался. Один раз, находясь во дворе, я случайно услышала разговор двух соседок