– Ты слышала, у Наташкиных жильцов кролик прям в доме живет?

– Ну, да, слышала и видела, они его Тишкой зовут, и он откликается и к ним бежит, прям как собачка.

– Во дела!

* * *

Однажды, когда Тишка в очередной раз барабанил утром в дверь, просясь на улицу, я встала, выпустила его и легла опять поспать, потому что было еще очень рано. Проснулась я от того, что во дворе кто-то хлопал в ладоши и вежливо просил:

– Уйди, Тишка! Зачем ты ешь мою капусту? – и опять хлопки. Я вышла во двор. Одна сторона нашего забора граничила с небольшим участком одинокой дамы из Москвы, жившей в маленьком домике на трех сотках земли и ухаживающей за таким же маленьким огородом. А на этом огороде я увидела сидящего на задних лапах Тишку, который, не обращая никакого внимания на увещевания хозяйки, продолжал нагло поглощать вновь и вновь оторванные листы капусты.

– Тишка! Тишка! – позвала я. Тишка, увидев меня, бросил капусту, побежал в мою сторону и ловко пролез через дырку в заборе. По тому, как он быстро эту дырку нашел, я поняла, что он уже не в первый раз угощается на соседском огороде.

– Извините, пожалуйста! Я скажу сейчас мужу, и он эту дырку заделает.

– Да уж. Пожалуйста. Заделайте. А то я одна вожусь с этим огородом, а тут такой жилец.

– Да-да, не волнуйтесь.

Через полчаса дырка была заделана, но я подумала о том, что Тишка может и подкоп совершить, если очень захочет соседской капусты, и стала за ним больше приглядывать и дочку тоже об этом предупредила.

Был конец июня. Такое бывает, и нередко: жаркая погода вдруг сменилась резким похолоданием. Жители поселка и дачники надели куртки, задымились трубы над домами и домиками, зарядили холодные дожди. Привыкший к прогулкам Тишка, которого мы не хотели выпускать на улицу, так как обратно он возвращался мокрый и грязный, часами караулил входную дверь и ломился в любую приоткрытую в ней щель. Кончилось тем, что, конечно, мы не уследили и он, вырвавшись из плена, понесся по дорожке и, петляя и «путая следы», нырнул в заросли малины. Шел холодный дождь. Простояв около зарослей под зонтом полчаса и постоянно зовя Тишку, дочка не выдержала:

– Мама! Я уже не могу стоять и звать его, он не идет, и все тут. Что делать?

– Ну иди, – подошла я, – сейчас я попробую. – Разгребая колючие кусты малины, я попыталась подобраться к сидящему внутри Тишке, но с каждым моим шагом он совершал точно такой же отскок назад и внимательно наблюдал за мной. Промучившись под дождем еще какое-то время, я побрела в дом. Навстречу шел муж в дождевике, в резиновых сапогах и с наволочкой.

– Сейчас я быстро туда проскочу, накину на него наволочку, посажу его туда и принесу домой, – сказал он и ринулся в мокрые заросли, но, как он ни старался поймать нашего кролика, все было бесполезно: Тишка ни к кому не пошел, видимо, боясь снова быть закрытым на веранде. Уже совсем стемнело. Мы еще дважды выходили с фонариками и звали его…

Утром первая побежала во двор дочка, и мы услышали радостный крик:

– Мама, папа! Все сюда! Тишка вышел! – Мы вышли и увидели мокрого, трясущегося от холода Тишку, едва переступающего с лапки на лапку, двигающегося по дорожке в направлении дома. Вид у него был жалкий, и мы быстро схватили его, занесли в дом и стали тщательно растирать полотенцем, чтобы высушить. Тишка был очень вялый, он немного попил теплого молока, и мы положили его в коробку, накрыв шерстяным платком. Проспал он долго, а когда проснулся, немного пожевал морковки и опять заснул. Спал он до следующего утра. Когда мы к нему подошли, то увидели, что он очень часто дышит и обычно розовые внутри ушки стали синими. Взяв его на руки, я ощутила, что дышит он очень часто, а приложив к его спинке ухо, услышала сильный хрип.

– Он простудился и, по-моему, очень сильно, – сказала я.

– Да, он же всю ночь просидел мокрый и на холоде, – сказала дочка, гладя его по спинке. – Бедненький!

Я побежала к хозяйке дома спросить, где здесь ветеринарная лечебница. Ведь должна же она быть в поселке, в котором живут разного вида животные.

– Да, конечно есть, – сказала хозяйка и объяснила мне, как туда пройти. Нужно было идти через проселочную дорогу, размытую после дождя, поэтому лучше было не ехать на машине, которая может завязнуть, а идти туда пешком. Мы завернули Тишку в одеяло, погрузили в корзинку и двинулись с дочкой в путь. Идти оказалось не очень далеко, но когда мы дошли до ветлечебницы, увидели, что она закрыта, так как по понедельникам не работает, а был, как назло, понедельник. Больше нам с дочкой обратиться было не к кому, и мы пошли в обратный путь, с сожалением, что не попали сегодня, но с твердым намерением прийти завтра. Тишка лежал в корзинке тихо-тихо, почти не подавая признаков жизни. «Как я могла забыть, – ругала я себя по дороге домой, – что наш кролик, родившийся и выросший в тепличных условиях, совершенно не приспособлен к холоду и ночевке на улице. Но все получилось как-то неожиданно: он выбежал, и мы не смогли его поймать… Надо было всю ночь его искать и ловить, обступив со всех сторон… Может быть, поймали бы… а может, и нет… Наверное у него воспаление легких, раз он так хрипит».

Мы принесли Тишку домой и поставили корзину в теплое место, и все время от времени подходили и проверяли, как он дышит…

Ночью он хрипел еще сильнее, а утром он умер…

Утром мы все молчали. Мы с мужем потому, что давно понимали, что обратно в Москву мы бы Тишку не повезли и его, при всей нашей привязанности к нему и любви, пришлось бы оставлять местным жителям, у которых свое отношение к домашним животным. Днем мы завернули его в наволочку, положили в коробку и закопали на опушке леса, а дочка еще долго стояла около этого места в грустном одиночестве. Все следующие дни она время от времени куда-то пропадала, но я знала, где ее искать: она несколько раз в день ходила к Тишке и носила ему полевые цветы. Местные детишки, узнав про Тишку, тоже приходили к нему и клали цветы на маленький холмик. А дня через два дочка мне сказала:

– Мама, мне так его не хватает, – и расплакалась.