— Ровным счетом ничего, — бесхитростно ответила Одетта. — Просто мне рассказывали, что английские аристократы пользуются огромным влиянием у себя в стране. Ваша манера держаться ясно говорит, что вы человек, которому не знакомы горести и поражения.

— Это правда, — кивнул граф. — Вот почему, моя прекрасная маленькая принцесса, я не намерен проигрывать сражение, где замешаны вы.

— Разве для этого нужно устраивать сражение, monsieur?

Она ожидала быстрого ответа, однако он медленно произнес:

— У меня такое чувство, будто вы смеетесь надо мной. Вы не та, за кого себя выдаете. Есть в вас что-то еще, чего я сейчас не могу понять.

Одетта всплеснула руками.

— Превосходно, monsieur! Вам приходится… строить догадки на мой счет, как говорят англичане… вот почему вам будет трудно меня забыть.

— Почему, скажите мне на милость, я должен забыть вас? — насторожился граф.

Помолчав немного, он продолжал:

— Смотрите на меня, Одетта! Я хочу знать, что вы замышляете.

Девушка в изумлении подняла брови.

— Отчего вы вдруг решили, что я непременно должна что-то, как вы выразились, «замышлять»?

— Вы намеренно вызываете во мне беспокойство или, если хотите, пугаете меня!

Возникло неловкое молчание.

Спустя минуту он тихо произнес:

— Я сказал, смотрите на меня!

Одетта, не в силах противиться его повелительному тону, медленно повернула голову.

Его глаза были так близко, мятежно-синие, как штормовое море.

От них нельзя было оторваться.

Казалось, минули столетия, пока наконец граф вернул ее на землю.

— Прошлой ночью, когда мы разговаривали, я сначала было настроился на обычную бальную интрижку, впрочем, без особой надежды. Но потом, вы и сами это знаете не хуже меня, что-то произошло между нами, и о развлечении уже не было и речи.

— Я… я не понимаю, о… чем вы говорите.

— Нет, понимаете, вы чувствуете то же, что и я, — доказывал граф. — Мы не просто два незнакомца, Одетта, мы люди, которых свела сама судьба.

Девушка ощутила трепет от его слов.

Она словно пребывала в гипнотическом сне.

Все в мире исчезло для нее, кроме его глаз и его близости.

Нечеловеческим усилием воли она разбила охватившее ее наваждение и произнесла не своим голосом:

— Вы… пугаете меня.

— Каким образом?

— Вы превращаете то, что подразумевалось как легкое и забавное времяпрепровождение… во что-то серьезное и… непреодолимое.

— Так оно и есть, и нам не избежать этого, Одетта, ни вам, ни мне.

— Нет… неправда, — пыталась противиться она, — но слова будто застревали в горле.

Она не замечала, как бежит время, отражая подозрения графа.

Она только чувствовала, что между ними происходит другой разговор, в котором слова излишни.

Наконец граф расплатился по счету, и они вышли к ожидавшему их экипажу.

Вечер подошел к концу. Теперь нужно попрощаться и покинуть спутника.

Больше они никогда не увидятся.

Но ей почему-то хотелось побыть возле него подольше.

Хотелось отсрочить неизбежное.

Всю дорогу от ресторана граф молчал.

Он просто сидел в углу экипажа, откинувшись на спинку сиденья.

Свет уличных фонарей, мимо которых они проезжали, выхватывал время от времени его лицо, казавшееся серьезным и даже слегка угрюмым.

Одетта не знала, что бы такое ему сказать, о чем он помнил бы долго после расставания.

Напрасно.

Ничего не приходило на ум.

Абсолютно ничего, кроме странного ощущения его близости.

Когда девушка вспомнила, что они уже давно должны были подъехать к улочке, примыкающей к посольству, она поняла — кони направляются в сторону Елисейских полей.

Она бросила вопрошающий взгляд на графа.

— Куда вы меня везете?

— Я хочу вам кое-что показать, — ответил он и вновь умолк.

Они проехали еще немного.

Вскоре лошади остановились, и Одетта поняла, что они приехали в Буа.

По обеим сторонам дороги выстроились деревья.

Лакей спрыгнул на землю и открыл дверцу экипажа.

Граф вышел первым и помог ей сойти на высушенную солнцем, мягкую, покрытую растущим под деревьями мхом землю.

Он взял ее за руку и повел за собой по маленькой тропинке, скрытой под нависшими ветвями.

Над ними сверкали звезды, высоко в небе плыл месяц, заливая весь мир серебристым светом.

Они продолжали идти, пока тропинка не свернула.

Внезапно их взорам предстал каскад.

Водяные струи бурно низвергались в окаймленную цветами чашу бассейна, наполненную чудесными лилиями.

Лунный свет превращался в ослепительные искорки при движении воды.

Одетта инстинктивно потянулась лицом к небу, чтобы взглянуть на месяц в сонме звезд.

Неожиданно граф обнял ее и привлек к себе.

В долю секунды она поняла, что он собирается сделать, и вздрогнула — так было в ее грезах.

Его губы прильнули к ее губам, и два человека тотчас же стали частью волшебного мира, сотканного из мелодии падающей воды, лунного света и звезд, сверкающих высоко в небе.

Он еще крепче прижал ее к своей груди.

Ока чувствовала, как внутри нее медленно движется вверх что-то теплое, необыкновенное, проходит сквозь сердце и грудь, через гортань, касается губ и принадлежит теперь не только ей, но и ему.

Это было нечто таинственное, что пробуждало в ней томление не только при встрече с графом, но гораздо раньше.

Такое чувство она уже испытывала к Принцу из своих фантазий, воплощавшему любовь, которую она искала, но не верила, что найдет.

Граф выпил эту любовь из ее губ.

Их сердца забились в унисон.

Любовь заполнила собою всю ночь — это было сродни полету на Луну вдвоем.

Любовь, которая вначале выражалась только в словах, стала частью ее самой.

Любовь ослепила и ошеломила ее до такой степени, что она больше не могла думать — лишь чувствовать.

Губы ее спутника становились все настойчивее, пока искорка огня не разгорелась у нее внутри.

Никогда раньше она не испытывала ничего подобного.

Любовь словно пламя вспыхнула в ночи и залила все вокруг волшебным светом.