Взяв телефон, Гэвин нажал на значок фотографии. Прокрутив несколько снимков, нашел селфи, которое Кэсс сделала в часовне. На фотографии он не улыбался, но выглядел расслабленным и умиротворенным, а она, целуя его, излучала энергию и счастье. Снимок казался каким-то ненастоящим, ведь Гэвин в жизни никогда не был склонен к спонтанным и необдуманным действиям.

Когда стало ясно, что заснуть не удастся, мужчина направился в офис. Бессонная ночь, без сомнения, скажется завтра, но, по крайней мере, сейчас можно уйти с головой в работу и забыть ощущение шелковистой кожи Кэсс под пальцами.

Кэсс снились чудесные, яркие сны. Направившись в ванную, она прокрутила в памяти каждый миг, чтобы можно было вспомнить сон утром. Один эпизод заставил ее покраснеть: в нем они с Гэвином стояли под белой, увитой розами, аркой. Они были вдвоем… и малыша рядом не было. На женихе был смокинг, а на невесте – белое обтягивающее платье, подчеркивающее стройную фигуру. Ложась в постель, Кэсс вздрогнула: что это могло означать? Неужели она втайне совсем не хочет ребенка и приехала в Силвер-Глен только чтобы встретиться с любовником?

Кэссиди чувствовала себя хуже некуда, ее тошнило и трясло, на лбу пробивалась испарина. Она вскрикнула от неожиданности, когда Гэвин взял ее под локоть и подвел к стулу.

– Садись, – тихо сказал он.

Упав на стул, Кэссиди опустила голову на скрещенные руки. Мужчина не стал зажигать свет, и она была ему за это благодарна. Закрыв глаза, она слушала его шаги по кухне, а через несколько минут уловила аромат поджаренного тоста.

Гэвин поставил тарелку рядом с ней.

– Тебе нужно что-то съесть, тогда почувствуешь себя лучше.

Он говорил без улыбки, но в словах слышалось сочувствие.

Кэссиди заставила себя сесть, хотя голова отчаянно кружилась, и все плыло перед глазами, и глубоко вдохнула, пытаясь не думать о неведомой силе, заставляющей все внутри сжиматься и крутиться. Гэвин тем временем заварил чай, положил туда сахар и поставил рядом с тарелкой, садясь за стол рядом.

– Давай же, милая, – уговаривал он. – Сначала глоток чая.

Кэсс принялась рассматривать фарфоровую чашку, украшенную золотыми и синими узорами в греческом стиле. Поднеся ее к губам, она отпила глоток и затаила дыхание. Ничего не последовало, и она попробовала еще, и еще. Через пять минут она принялась за тост.

Гэвин тем временем терпеливо ждал, наблюдая, как она ест. Даже несмотря на утреннюю щетину и припухшие со сна веки, он великолепно выглядел. Бледно-желтая хлопковая рубашка на пуговицах с закатанными рукавами обнажала загорелые руки с золотистыми волосками, и даже при взгляде на них Кэссиди вновь ощутила желание.

Наконец она вздохнула и наморщила нос:

– Спасибо, мне уже лучше.

Он улыбнулся, и в этой улыбке были сочувствие с восхищением.

– Не представляю, как женщины это терпят. Тот, кто назвал вас слабым полом, был просто идиот.

Эта фраза подняла настроение Кэссиди.

– Здесь имена трех гинекологов в Силвер-Глен. Можешь посмотреть информацию про них в Интернете. Скажи, когда будешь проходить ультразвук, и я освобожу день.

– Почему ты так много работаешь?

– В смысле – почему я это делаю, когда не должен?

– Да.

– Почему ты хочешь стать правой рукой отца?

Кэсс немного поразмыслила над его словами.

– Ты прав. Отец был бы счастлив, если бы я сидела дома и вышивала крестиком, или что там сейчас делают молодые неработающие девушки, но я не хочу такой жизни.

– Мне нравится то, что я делаю, и потом, моя работа помогает людям. Для меня достаточно веские причины, чтобы ее делать. – Он помолчал. – У меня сегодня насыщенный день. Ты справишься сама?

– Конечно. Вспомни, твоя мама приглашала меня на чай, так что я не заскучаю.

Гэвин нахмурился:

– Я рад, что ты не рассказала ей про нас вчера. Я знаю, что рано или поздно придется сказать, но зачем раньше времени создавать суматоху?

– Она догадалась.

– Хм, это плохо.

– Но она пообещала сделать вид, что не в курсе. Семейка, у вас, однако, дружная.

Гэвин скрипнул зубами:

– Ты что, пытаешься вызвать у меня чувство вины?

– Вовсе нет. Твоя семья – это твое дело.

– А как насчет твоих чувств?

– А что я – привыкну, ведь у меня нет другого выбора, не так ли?

Кэссиди произнесла это намеренно, желая вызвать хоть какую-нибудь ответную реакцию, но его не так-то легко было сбить с толку.

– Я попрошу кого-нибудь вернуть твою машину, взятую напрокат, можешь пользоваться любой из моих.

– «Порше»? – в надежде спросила девушка.

– Не мечтай. Будешь привыкать к надежному и устойчивому «субару».

– Другими словами, семейная машинка.

– Тебе пора привыкать к новому статусу. Насколько я слышал, мама – это на всю жизнь.

– Если ты хотел меня развеселить, у тебя плохо выходит.

Он похлопал ее по руке и встал.

– Еще тост или чаю?

– Нет, спасибо.

Отнеся посуду в раковину, Гэвин встал рядом с Кэссиди и провел рукой по ее спутанным волосам.

– Не заглядывай так далеко вперед, Кэсс, живи настоящим. Ты справишься.

От нее не ускользнуло то, что Гэвин не сказал «мы».

– Может, мне приготовить что-нибудь на ужин?

– Не нужно за мной присматривать, Кэсс. Отдыхай, почитай что-нибудь. Я обычно не ужинаю или ем около восьми-девяти. Тебе ни к чему ждать так долго.

– Понятно. Тогда увидимся… когда-нибудь.

И прежде, чем он успел сказать что-либо, заставив ее вновь почувствовать себя незваной гостьей, Кэссиди вышла.

Кэссиди нашла ключи от машины на кухонном столе с запиской от Гэвина. Видимо, он даже боится к ней зайти – думает, она затащит его в постель.

На чай с Мейве она одевалась, тщательно выбирая одежду. К полудню температура должна была подняться градусов до двадцати семи, что было неслыханно для весны. Поэтому Кэсс надела ярко-красный сарафан с короткой вязаной бежевой накидкой на плечи. Полотняные эспадрильи и соломенная сумка дополняли образ.

Женщина встретила ее в холле отеля. Мать Гэвина была привлекательной женщиной. Она не старалась выглядеть моложе своих лет, но ее одежду нельзя было назвать старомодной.

– Мы поедим у меня в офисе, – произнесла она, беря гостью под руку и идя с нею по коридору в глубь отеля.

«Офис» напоминал милый женственный будуар. Единственным деловым предметом здесь был старинный стол с передвижной крышкой, который стоял у одной стены, весь заваленный бумагами, что ярко свидетельствовало о той роли, что выполняла хозяйка комнаты. Остальная часть пространства была заставлена мягкой мебелью с цветочным узором. На низком столике стоял серебряный кофейный сервиз. Над газовым камином висела картина, похоже, пера Мэри Кэссет1, и ее цветовое оформление как нельзя лучше оттеняло облик комнаты.