— Нет, дочка, не могу я этого сделать. Он не только нас с тобой, он и великого князя оскорбил. И теперь не в моей власти его освободить.

Тимофей встал и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Но Анна не отставала:

— Не могу я смириться, что безвинный человек будет заживо гнить в подземелье. Бог накажет и меня, и тебя, и князя. Скажи мне, батюшка, неужели нет какого-нибудь способа помочь купцу?

— Только один способ и есть. — Тимофей повернулся к дочери, но посмотрел не на нее, а куда-то в сторону. — Князь тогда его помилует, когда этот гордец на коленях попросит у него прощения за свою дерзость, а у меня — твоей руки.

— Понятно… Нелегко будет уговорить купца на такое унижение.

— Да и кто возьмется уговаривать?

— Я и возьмусь. И с Божьей помощью найду такие слова, которые смогут его убедить.

— Ты, дочка?.. — Тимофей удивленно поднял брови. — Ты станешь уговаривать его жениться? Но ведь…

— Да, отец. Я не хочу выходить замуж. Но если это надо будет сделать, чтобы спасти человека, я согласна.

— Добрая у тебя душа, как у твоей покойной матери… — Тимофей посмотрел на дочь долгим грустным взглядом. — Не понимаю, за что эти глупые людишки обзывают тебя злобной дурой. Видно, у них самих мозги набекрень…

— Бог рассудит, на чьей стороне правда… Так ты разрешишь мне пойти поговорить с купцом?

— Прямо сейчас?

— А когда же? Ведь завтра князь будет устраивать ему судилище. И, скорее всего, из нашего подземелья купца переведут в княжескую тюрьму. А оттуда он может и по гроб жизни не выбраться.

— Да, ты права. Ну, пойдем. Как раз сейчас удобный момент. Завида с Бериславой нам не помешают, они ушли выбирать наряды и украшения для свадьбы.

— Для какой свадьбы?

— Берислава обручилась с Глебом, — вздохнул боярин. — Когда он приедет из Теребовля, они поженятся. Эх, не думал я, что племянник моего друга…

— Да не горюй из-за безделицы, батюшка. Я ведь сказала, что замуж ни за кого не хочу. А за этого княжича тем более. Наверное, он такой же, как Берислава, если влюбился в нее.

— Ладно, что об этом толковать… Теперь князь Глеб — отрезанный ломоть, он уже с Бериславой связан, и она его не отпустит. Пойдем, я проведу тебя к узнику.

— Подожди, отец. Я сейчас, только сбегаю в свою комнату.

Анна отлучилась на несколько минут и вернулась еще более закутанная, чем прежде: поверх платья она накинула длинное темное покрывало, делавшее фигуру совершенно бесформенной. Отец отнес это за счет ее излишней скромности. Ему и в голову не пришло, что покрывало понадобилось дочери, чтобы спрятать предметы, заранее приготовленные ею для узника.

Дмитрий Клинец сидел на охапке соломы, привалившись плечом к стене. Его руки и ноги были крепко связаны толстыми веревками. В подземелье проникал тусклый свет из маленького окошечка наверху. Когда глаза Дмитрия привыкли к плохому освещению, он стал выискивать вокруг какой- нибудь острый предмет, чтобы незаметно перетереть свои путы. Но, увы, кроме соломы и глиняной миски в углу здесь ничего не было.

Купец хорошо знал жизнь и не рассчитывал на великодушие власть имущих, но надеялся на помощь своих друзей и наиболее смелых киевских граждан. Быть может, кто-то из них отважится собрать вече и выступить в защиту несправедливо обвиненного. Хорошо бы еще, чтобы догадались отправить вестников в Переяславль, к князю Мономаху, известному своей справедливостью.

Размышляя об этом, Дмитрий вдруг услышал шаги наверху. Кто-то спускался по лестнице. Наверное, стражник несет еду. Пора бы уже, узник начинал чувствовать голод.

Загремели ключи, дверь отворилась. Стражник пропустил вперед себя боярина Тимофея и, поклонившись, вышел.

— А, это ты, боярин! — Дмитрий, оглянувшись на вошедшего, насмешливо сверкнул глазами. — Зачем пожаловал? Уговаривать меня будешь или пытать? А может, новую награду для меня придумал?

— Не имею желания объясняться с тобой, — сурово ответил Тимофей. — Гордыня тебя обуяла, а это большой грех, и ты за него поплатишься. Но я привел свою дочь. Это она хочет с тобой побеседовать.

— Что, будет меня уговаривать на ней жениться? — рассмеялся Дмитрий. — Пусть не старается понапрасну. К тому же, боярин, не в обиду тебе будет сказано, но смотреть на твою дочь — удовольствие не из приятных.

— Дерзкий ты дурак! — воскликнул Тимофей, но тут из-за его спины вышла боярышня и, жестом остановив отца, сказала:

— Не надо браниться, батюшка. Оставь меня с этим человеком, я найду, что ему сказать.

Дмитрий удивленно вскинул голову, услышав такие слова, и внимательно посмотрел на фигуру, с головы до ног закутанную в черное покрывало.

— Как же тебя оставить с этим охальником? — спросил боярин. — Ведь он обидит, обругает.

— Не забывай, отец, что он крепко связан и ничего плохого сделать мне не сможет. А насмешливых слов я не боюсь, наслышалась их за последние дни предостаточно.

— Ну, хорошо, Аннушка, будь по-твоему. А ты, наглец, посмей только оскорбить мою дочь!

Боярин, бросив угрожающий взгляд на узника, повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.

Оставшись наедине с купцом, боярышня тихо сказала:

— Не бойся, сударь, я не стану докучать уговорами. И лицо свое не открою, коль оно тебе так противно.

«Как ни странно, но голос у нее приятный и речь разумная», — невольно отметил про себя Дмитрий, а вслух сказал:

— Видно, ты не так глупа, как о тебе говорят. Значит, должна понимать, что такого человека, как я, ни к чему насильно нельзя принудить.

— Я и не собираюсь принуждать. — Анна подошла к нему поближе и стала так, чтобы тусклый лучик света не падал на нее. — Я не затем сюда явилась, чтобы уговаривать тебя жениться. Хотя отец думает, что это так. Я не сказала ему правды, чтобы он не помешал. На самом же деле хочу тебе помочь выбраться отсюда. Если не сделать этого сегодня — завтра будет поздно.

— Ты ли это говоришь, боярышня? — спросил он изумленно. — Неужели вправду надумала помочь мне бежать? Или это очередная ваша хитрость боярская? Хотите заманить меня в ловушку?

Ни слова не говоря, Анна выпростала спрятанные под покрывалом руки, и Дмитрий увидел, как блеснуло в слабом свете лезвие ножа. Наклонившись, боярышня разрезала путы на руках и ногах узника, потом положила нож под солому.

— Убедился теперь, что я не лукавлю? Вот еще кое-что для побега. — Анна вытащила из-под покрывала увесистый кошель и спрятала его рядом с ножом. — Здесь двадцать гривен серебром. Это, конечно, намного меньше, чем обещанная тебе награда. Но у меня в отцовском доме больше ничего нет. Наследство, которое оставила матушка, спрятано в Билгороде, и мне сейчас до него не добраться.

— Не могу поверить… — пробормотал купец. — Зачем ты мне помогаешь? Ты же, вроде, должна меня ненавидеть…