я схватилась за жезл в его руке, пытаясь отобрать, и получила оглушительную пощёчину. Еле устояла на ногах.

— Дрянь, — прошипел он, и, одной рукой вытирая кровь, сочившуюся из носа, другой направил на меня оружие.

— Сам такой! — Я прижала ладонь к пылающей щеке, вскидывая жезл. Искры столкнулись, вспыхнули и погасли.

Наступила тишина, пока мы стояли и смотрели друг на друга, тяжело дыша. В каждом жезле оставалось по три искры, и мне казалось, я слышу, как напряжённо бьётся мысль в голове Носатого: как-же-её-перехитрить?

— У тебя кровь на рубашку попала, — сказала я невинным тоном, и он разозлился ещё больше, а когда злишься, прицеливаешься плохо. Искра Носатого пролетела мимо, хотя должна была угодить мне в ногу. Зато моя искра прошлась по пальцам Носатого, и он с криком выронил жезл, затряс обожжённой рукой.

Башня напомнила о себе:

Подсказка! У вас остаётся по одному выстрелу.

«Да иди ты в бездну!» Я закусила губу, не сводя глаз с Носатого, который прижал пострадавшую руку к животу и тихо стонал. И как теперь выстрелить? У меня рука не поднималась это сделать.

Внимание, счёт идёт на мгновения! Один… два… три…

Я пересилила себя — это всего лишь иллюзия! — и кинулась хватать чужой жезл с земли. Возьму, а там видно будет. Разумеется, Носатый попытался мне помешать, несмотря на боль. Мы рвали друг у друга жезл, чуть не рыча от ярости.

— Пакостная чёрная пешка! — Носатый достал кулаком здоровой руки до моего уха, и хотя удар пришёлся вскользь, но мне стало обидно. Сейчас я ему отомщу, как следует!

— Вот тебе! — я вспомнила о своём жезле, и от последней искры одежда Носатого загорелась. Он с воплем выпустил жезл, попытался сорвать с себя рубашку... не смог! Держа в каждой руке по тёплой, почти горячей палочке, я смотрела, оцепенев, как мой противник горит… Кинуться бы, помочь, потушить жёлтое пламя, но где достать воды?! Башня, скорее, скорее, выручай его!

Поединок закончен. Чёрная пешка, будущая Волшебница, награждена восемью очками.

У чёрной пешки в запасе тридцать очков.

Крики Носатого стихли, и всё заволокло туманом.

Меня выбросило из этой проклятой иллюзии — я обнаружила себя на полу с намертво зажатыми в руках жезлами. Сердце стучало, во рту пересохло, а виски туго стянуло невидимым обручем боли.

Белой пешке, будущему Волшебнику, достаётся два очка за упорное сопротивление.

У белой пешки в запасе сорок шесть очков.

Цифры привычно засветились золотом и погасли, а я встрепенулась. Бросила жезлы и первым делом спросила:

— С Носа… белой пешкой всё в порядке?

Передо мной возникла картинка: такая же комната для занятий, только со столами и стойками из светлого дерева. Носатый сидел на полу, как раньше и я, и явно услышал мой вопрос, потому что вскочил как подброшенный. Конечно, с ним всё было в порядке! Только глаза сузились в две злобные щёлочки.

— Следи за собой, чёрная пешка, — процедил он сквозь зубы. — Это твоя первая и последняя победа!

Картинка исчезла. Облегчённо вздохнув, я вернула свой жезл на стойку. Оружие Носатого кинула на стол, и оно тут же испарилось. Наверное, Башня отправила жезл в ту комнату.

Второй поединок пройдёт послезавтра.

— Ладно, — угрюмо ответила я, потирая виски — боль начала отступать, сердце успокоилось. Мне хотелось сейчас двух вещей: выпить побольше воды из кувшина, чтобы смочить пересохшее горло, и выкинуть из головы яркие воспоминания о том, как прошёл учебный поединок.

Кувшиночник встретил меня нетерпеливым:

«Как оно было?»

«Плохо, — я добралась до стола, схватила кувшин и забарабанила пальцами по изображению Волшебника на стенке. — Очень плохо».

Как я и думала, Кувшиночник понял мои мысли неправильно:

«Ты побеждена?!»

«Нет, — как только вода забулькала в кувшине, я стала пить прямо из носика. — Я одолела его».

«Тогда в чём дело? И кстати, дай мне тоже воды. Пока за тебя волновался, пить захотел!»

«Хорошо», — я постучала ещё раз по кувшину, а затем, прихватив его с собой, взобралась на стул. Кувшиночник открыл свой небольшой рот, и я залила туда немного воды.

«Ещё, ещё… Всё, довольно», — и Кувшиночник весьма красноречиво посмотрел на меня. Мол, рассказывай, что не так.

Я поставила кувшин рядом с горшком, в котором покачивался толстый стебель цветка, и выглянула из окна. Снизу всё так же клубился густой туман, а вокруг Башни плавали облака, подсвеченные жёлтым. Серое, унылое зрелище, но почему-то оно затягивало. Вон там вдали, размахивая серебристыми крыльями, пролетела хищница-рукха, неся в когтях добычу — трепыхающегося ушастого зверька…

«Ферджина!»

«Что? — неохотно отозвалась я. — Хочешь знать, почему плохо? Сейчас объясню. Эти иллюзии — они меня пугают…»

Кувшиночник не сводил с меня узких чёрных глаз, пока я старалась подобрать слова, которые правильнее всего передали бы мои страхи.

«Они такие реалистичные, что кажется, будто ты и в самом деле убиваешь чудищ. Или они убивают тебя. И в конце концов, тебе становится всё равно… А сегодня я победила Носатого, выстрелила в него искрой из жезла. Он испугался и начал кричать вместо того, чтобы попытаться потушить огонь. И если бы всё это случилось в реальности, он мог бы умереть от ожогов».

«Ферджина…» — начал было Кувшиночник, но я перебила его:

«Они нас приучают! Приучают убивать и чувствовать, что в этом нет ничего плохого, понимаешь?! И ладно чудища, но пешка, такая же, как я!»

Меня трясло, и не зная, как дать выход всему, что во мне накопилось, я схватила этот злосчастный кувшин и швырнула им в тазик для умывания. Грохот металла заглушил всё, что хотел сказать Кувшиночник.

Я повернулась к нему:

«Мы должны отсюда сбежать. Я, Ауфена и Ройк. В этом мире нет места дружбе, любви, чему-то хорошему…»

Беспокойно шевеля листьями, Кувшиночник попробовал возразить:

«Нет, Ферджина, постой! Вы всё равно не сумеете убежать. Даже если выучите птичий язык и сядете на спину рукха втроём. Одно дело — легенда, а другое — реальность! Рукха может просто утащить вас в гнездо и скормить птенцам! И куда вы денетесь?! Все миры похожи на нашу Доску!»

«А может, и нет», — я глубоко вздохнула, заглядывая в одну из его ловушек — там лежал в «бульоне» арань и слабо шевелился.

«Ты правда думаешь, что есть мир, где ты вольна стать, кем пожелаешь?» — прищурился