но… – Я подняла голову, смело глядя прямо на генерала. – Я хочу рубль за каждое занятие. И оплату сразу, потому как запасы мои совершенно оскудели. А Вы с Марией Алексеевной и так делаете для меня многое, для совершенно чужого Вам человека. Не хочу быть Вам обузой, потому приму за счастье отрабатывать свой хлеб.

– Конечно. – На лице Петра Александровича расцвела улыбка облегчения. – Не устаю удивляться Вашему уму и тактичности, Вера Павловна. Вам стоило бы родиться мужчиной.

Первое же занятие с моими подопечными состоялось тем же вечером. Скорее всего, их прошлый учитель музыки заставлял их до синих пальцев и слёз играть гаммы и по ним же петь, заинтересовать таких неискушённых зрителей было легче лёгкого.

В ход пошли «Звуки музыки», до которых было ещё дальше, чем до Грига. И дети с упоением пели распевки про воробышка гнездо, деревья во дворе и то, как поёт вся земля. Мне кажется, что я получила от этого занятия больше удовольствия, чем ребята и впервые за много дней отправлялась спать со спокойным сердцем.

Следующие несколько дней так и прошли по маршруту «Спальня-столовая-библиотека-музыкальная». Дождь уже почти не шёл, но оказалось, что за те двое суток, что лило как из ведра, Петербург затопило. Вода поднялась до уровня подвального этажа, так что даже верхом передвигаться по улицам города было весьма затруднительно. После обеда мы с детьми устраивались у окна и смотрели на лодки старьёвщиков, что курсировали по реке, в которую внезапно превратился Невский. Они длинными палками с крюками на конце вылавливали из воды всякий хлам, чтобы потом его продать. За некоторые вещички шла целая война, а один раз мы даже видели, как после недолгого спора один мужик столкнул второго за борт, и пока потерпевший выбирался из затруднительного положения, стащил из его лодчонки пару вещей. Евдокия очень долго смеялась, а насупившийся Алексей заявил, что забияка поступил неправильно.

Глава 10.1

Когда улицы, наконец, просохли настолько, что по ним можно было проехать хотя бы верхом, в тот же день после завтрака за мной прибыла коляска. Я была удивлена. Голицын вполне мог и не продолжать мои занятия. Уверена, если этот человек прилюдно позволяет себе возражать императору, то и по данному вопросу они могли найти согласие. Но, в то же время, я была рада. В доме графа мне было намного спокойнее и уютнее, чем у генерал-губернатора, не говоря уже о более приятной компании.

Сергей Александрович поймал меня буквально выходящей из экипажа. Подал руку и тут же её поцеловал.

– Дела не ждут, Вера Павловна. Но я надеюсь, что Вы составите мне компанию за обедом. – В уголках губ наметилась улыбка.

– С удовольствием. – А я вот не сдержалась от широкой улыбки. Отлично, мне везёт сегодня вдвойне. И обед в компании Голицына, и наконец-то можно добраться до загадочной комнаты!

Но здесь меня ожидало разочарование. Выждав положенный час за клавесином, я удостоверилась, что рядом никого нет, и подняв юбки, бегом ринулась на второй этаж. Но сколько бы я ни крутилась возле комнаты, вскрыть её мне так и не удалось. Медальон так и не подавал признаки жизни, лишь молчаливый портрет отца смотрел на меня с укором. Я даже подумала, что может удастся найти дерево рядом с балконом, ведущим в комнату, да попробовать по старинке – забраться через балкон. Но потом представила, как я полезу на дерево в платье и туфельках, застряну где-нибудь на ветке и в таком позорном положении меня и найдёт Голицын, что лезть сразу расхотелось.

За обедом приятной беседы тоже не вышло. Граф снова превратился в задумчивого и хмурого типа. Мне невольно пришёл на ум сонет Эдгара По «Ворон».

И, взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,

Точно всю он душу вылил в этом слове «Никогда»,

И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он,

Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,

Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда».

Ворон молвил: «Никогда».

– Позвольте Вас поздравить, Вера Павловна. – Ни тени улыбки.

– С чем? – Я растерянно застыла с ложкой над своей тарелкой.

– О, не делайте вид, что не знаете. – Усмешка на его лице была вполне искренней. Искренне полна желчи.

– Но я действительно не знаю. Сергей Александрович… - Хотелось сказать: «Не делайте из меня дуру», но истинной леди это было не к лицу.

– Что же, мне приятно быть гонцом, что принёс благостную весть. – Граф шутливо поклонился, насколько это позволял стол и тарелка супа. – Его Величество хочет видеть Вас на небольшом семейном приёме. Он рассказал о Вас матушке, и та непременно хочет посмотреть на талант своими глазами.

– Это… чудесно. – Я улыбнулась, не в силах сдержать радости. – Только очень волнительно. Я слышала, что угодить императрице не так уж и просто.

– Поверьте, с Вашим талантом нравиться всем вокруг, Вам не о чем беспокоиться. – И ещё один шутливый поклон. Казалось, что с губ мужчины сейчас закапает яд и прожжёт стол.

– Сергей Александрович, могу ли я задать нескромный вопрос? – Он кивнул, делая вид, что полностью поглощён супом в своей тарелке. – Вам, кажется, это не по душе?

– Ну что Вы, Вера Павловна. Я очень рад. – Голицын аккуратно промокнул губы салфеткой. – Ваш талант не должен пропадать зазря.

Мужчина подал знак экономке, и та поспешила убрать тарелку. Я решила, что больше уже ничего не добьюсь от графа, но, когда Аглая вышла, он неожиданно заговорил.

– Мне всего лишь жаль. – Тёмные глаза посмотрели на меня в упор. Взгляд был пронзительным, будто только им он пытался меня ранить. – Вы чудесная. Я… наверное, никогда не встречал девушек, подобных Вам – смелых, искренних, умных и при этом столь красивых. Но императорский двор портит всё, к чему прикасается. А Вы не сумеете удержаться от головокружительного блеска Олимпа, как и многие. Не могу Вас в этом винить.

Больше он не произнёс ни слова, а я так и не решилась заговорить. Да и что бы я ему сказала? Что приём у императора – это то, чего я добивалась, но вовсе не для того, чтобы блистать при дворе. Смешно. На его месте я бы сама себе не поверила. И всё равно мне было неспокойно оттого, что Голицын заранее