— Домой, — терпеливо объяснял Ларчик. — Она пришла домой. Сама. То есть, как она сказала, ее привела та самая тетка. Наверное, подельница Тарасюка…

— О господи! — вздохнула я.

Ну, не могла я представить Тараску в роли похитителя детей! Да, болван был изрядный, но такой трус, что я вообще отказываюсь понимать, какая фигня тут у нас имела место!

— Ларчик, — пожаловалась я. — Мало того, что меня тошнит, как девицу в прозекторской, впервые увидевшую труп, так я еще и чувствую себя полной идиоткой! Поскольку никак не могу связать воедино Тарасюка и похищение нашей маленькой Алисы. Ну, не могу я представить себе недоделанного Тараску в роли монстра-бандита! И кто его подельница? Он ни с одной девицей завязать толковых отношений не смог! Он же был полный тормоз, понимаешь? Даже в прикиде! Этот его «ирокез» дурацкий! Ничего я, короче говоря, понять не могу! Плаваю в каком-то кровавом тумане, и у меня от этого непонимания голова разболелась окончательно! Дай сигарету, а то я все свои выкурила!

— Я не курю, — напомнил Лариков.

— Ну, так стрельни! Ты же не хочешь, чтобы я скончалась на твоих руках!

Он понял меня и исчез. Отсутствовал он недолго и вернулся с неплохим уловом — почти полная пачка «Мальборо».

Сел рядом со мной и терпеливо ждал, пока я раскурю сигарету.

— Спасибо, — поблагодарила я его. — Твоя помощь неоценима. Кстати, где это ты разжился сигаретами?

— Экспроприировал у какого-то крутолобого самца, — улыбнулся он.

— И он даже не сопротивлялся?

— Мы говорим ни о чем. Меня куда больше интересует парень, которого только что отправили на тот свет.

— Меня тоже, — вздохнула я. — Но думать об этом я сейчас не могу. Меня начинает тошнить. Послушай, Ларчик, ведь это уже не наше дело, а? Пусть этим займется Ванцов…

Ванцов, Ванцов…

Лучше бы я про него не вспоминала!

Поскольку тотчас же меня посетила ужасная мысль. Ванцов просил меня помочь ему с этой чертовой байкерской бандой, и у Пенса сразу всплыло имя Тараски, того самого, который теперь лежал там, навеки притихший, и этот вот Тараска был связан с киднепингом, и получается…

Получается такая фигня, что я предпочла бы прожить без этого ненужного мне потрясения!

Получается, что все взаимосвязано.

— А деньги? Понимаешь, Сашенька, в чем дело… У него выхватили деньги, прежде чем убить. Кто это сделал? И не стоит ли за Алисиным похищением некто, кто просто поручил твоему Тарасюку все это дело обстряпать? А если так, то Алиса продолжает находиться в опасности!

— Алиса? С чего? Они выкачали все их средства! Единственная опасность, сейчас ей угрожающая, — жить скромнее!

— Послушай, давай решим так — мы доводим это дело до конца.

— Если этого захотят Аржановы, — предложила я, втайне уверенная, что Аржановы не захотят продолжать.

Аржановым, как и мне, захочется покоя.

— Давай так, — согласился Ларчик с неожиданной легкостью. — Если захотят Аржановы!

* * *

На том мы и порешили.

Выйдя из двора, я невольно посмотрела туда, где возле свежевыкрашенного парапета с такими же свежими бурыми пятнами крови несколько минут назад лежал Тараска, и закрыла глаза.

Ларчик стиснул мою руку.

В толпе я увидела рыжую шевелюру Ванцова, с которым мне совсем не хотелось сейчас встречаться.

Он был настолько занят, что не обратил на нас с Ларчиком никакого внимания.

Я позвоню ему попозже, успокоила я свою совесть.

Мы ускорили шаг и выбрались на проспект Строителей.

— Теперь быстрей бы оказаться дома, — выдохнула я. — После чашки кофе ко мне может вернуться способность соображать.

— Было бы неплохо, — усмехнулся Ларчик.

По мере удаления от места происшествия краски становились все приглушеннее, и скоро мне стало казаться, что все это произошло не со мной. С кем-то, но не со мной.

Наконец мы пришли. Когда Ларчик отправился варить кофе, а я успокаивалась постепенно, втягивая его восхитительный аромат, я вспомнила почему-то про Таню.

Не то чтобы она меня сильно беспокоила, но…

Да, впрочем, что греха таить!

Если честно, она меня беспокоила не меньше, чем участие в киднепинге моего старого знакомца Тараски!

И тщетно я взывала к рассудку, говорила себе, что все закончилось и я могу забыть обо всем этом, как о страшном сне.

— Все еще только начинается, — сказала я, тупо глядя в потолок. — И ты это прекрасно знаешь, Саша!

Все еще только начинается!

— Да с ней все в относительном порядке, — бубнил откуда-то издалека голос Ларикова.

Я открыла глаза.

Не знаю, можно ли было назвать мое состояние сном — скорее я просто ненадолго провалилась в черную яму небытия. Вот Тараска провалился туда навсегда…

Воспоминание о происшедшем заставило меня стряхнуть с себя остатки дремоты. Я резко выпрямилась и выбралась из-под пледа, которым меня заботливо укрыл Ларчик. Под пледом мне стало очень жарко, словно кровь прилила к щекам. Или поднялась температура?

Теперь, когда я вернулась в реальность благодаря негативным воспоминаниям, я поняла, что Ларчик на кухне с кем-то разговаривает. Второй голос было невозможно разобрать, поскольку собеседник Ларчика говорил едва слышным шепотом.

— Нет, я так не думаю, — опять Ларчик. — Просто она немного испугалась. Понимаете, это все-таки достаточно страшно, согласитесь… Ну, разве к этому можно привыкнуть? Кровь, убийства… Иногда я и сам не понимаю, как она еще держится. Наша работа такова, что женщины на ней зачастую превращаются в стерв, настолько тяжело постоянно находиться в пограничной ситуации…

Интересно все-таки, с кем это он меня обсуждает? Так как обращается он на «вы», это не Пенс и не Ванцов. Да и откуда бы они тут появились средь бела дня? У Ванцова сейчас забот полон рот!

Я встала. Любопытство было сильнее лени и депрессии. Пройдя на кухню, я остановилась.

Оказывается, Ларчик вел задушевную беседу с Анастасией Михайловной.

Наверное, она явилась нас поблагодарить, хотя благодарить-то особо не за что — ребенок пришел сам.

— Здравствуйте, — сказала я.

— Добрый день, девочка моя. — Анастасия Михайловна встала и подошла ко мне. Нежно дотронувшись до моих волос, спросила: — Вы в порядке?

Я кивнула.

— Как Алиса? — спросила я.

— Она пережила страшные минуты, — сказала Анастасия Михайловна. — Но, оказывается, у меня очень мужественная внучка. Сейчас она приходит в себя.