— Сиди, не вставай, — командует она. — Я велела принести завтрак сюда. Ой, знаешь, почему я тебя разбудила? Хочу тебе сон свой рассказать! Правда, ничего такого, обычный страшный сон, но все-таки. А тебе что снилось?

— Ничего. Я моментально забываю сны.

Она идет в ванную. Открывает воду.

— Знаешь, пока ты дрыхла, я почти закончила «Танго танцуют вдвоем», — перекрикивает она шум воды. — Но еще не хочу никому показывать. Я ее спрятала. Когда закончу, всем покажу.

— Мэри Джейн знает, что я сегодня спала здесь?

— Не слышу, что ты сказала? — она выходит из ванной.

— Мэри Джейн знает, что мы спали вместе?

— Знает. Во время завтрака видела ее с Дональдом Карром. Обычно в таких случаях она устраивает мне разборку. Но сегодня она, ясное дело, подобрела, потеряла мозги, и даже если я упаду в бассейн и утону, ничего не заметит.

— С чего бы тебе вдруг падать в бассейн? — иду в ванну и умываюсь холодной водой.

Принесли завтрак.

— Я боюсь воды. Поэтому к воде меня не подпускают. Особенно Мэри Джейн. Ой, видела бы ты ее лицо, когда я сказала ей, что сегодня весь день буду с тобой. Нет в мире гаже картинки, чем влюбленная женщина. Такое не нарисуешь.

Нервно отвечаю ей:

— Ты неправа. Если художник хороший, то и влюбленную женщину он изобразит прекрасной. Скажем, в «Анне Карениной» женщина влюблена, но безобразной не кажется. А ты, значит, всех, кроме матери… — тут я поспешно смолкаю, не договорив: слишком опасна тема. — А ты, значит, не любишь влюбленных женщин. Каренина, конечно, — роман про Левина, то есть про самого Толстого. Но я лично читала эту книгу только ради сцен с Анной.

— Ладно-ладно. Бог с ней, с книжкой с этой. Давай лучше иди сюда, смотри, какая вкуснятина.

Глубоко вздыхаю.

— Я по утрам не голодная.

— Как это ты не голодная? Уже одиннадцать. И даже больше. Вот я лично голодна как волк. Хватит рассуждать, садись, ешь.

Она уписывает тосты так, что у меня просыпается аппетит. Делаю себе бутерброд с ветчиной и сыром.

Странно, она совсем забыла о вчерашней сцене в баре. Она — зверек, дикий зверек без страха и памяти… Зверек, от которого не знаешь, чего ожидать… Это пугает. Меня теперь все больше и больше пугает почти все, даже самое обычное из того, что я переживаю с ней. Вдруг вспоминаются слова Мэри Джейн: «Она боится. Боится собственной дочери. Любить — одно, а бояться — другое». Мне делается жутко. Чувствую, будто за мной кто-то гонится, а спрятаться некуда.

— Такой сон странный снился. Будто двое каких-то людей бросили меня в кузов огромного грузовика. Ой, вспомнила, кто это был! Тамара и мой идиот-дядюшка. Да-да, это были они! Ты с обоими познакомилась, да?

Хочется сейчас быть с Дональдом Карром. Не с ней. Интересно, он уже переспал с Мэри Джейн? От ревности только хуже.

— Почему ты не слушаешь? Ты с обоими познакомилась, чтобы стать моей компаньонкой? Да?

Ее голос доносится отрывочно. Как она сразу чувствует? Как ей удается сразу, всегда, постоянно — все чувствовать, все знать? Почему она не может на пять минут оставить меня наедине с собой?

Она не может меня оставить. Она боится.

Боится, что я ее брошу. И она права.

— Если хочешь, я буду молчать. Если тебе скучно со мной разговаривать… Если хочешь. Возвращайся к себе в каюту.

— Нет-нет. Я задумалась. И что дальше было? Кидают тебя в кузов огромного грузовика…

— У меня живот болит.

Достает из тумбочки у кровати шкатулочку, инкрустированную полудрагоценными камнями в форме дракона. Берет пригоршню лекарств и отправляет их в рот. Запивает апельсиновым соком.

— Ты сколько таблеток проглотила?!

— У меня привычка такая, — отвечает она. И, глядя перед собой, тихо добавляет: — Всего-то надо пять-шесть штук…

— Разве пять-шесть таблеток от больного живота не портят желудок?

— Это не от живота. Послушай… Я не хочу тебя расстраивать. Не хочу тебя расстраивать, тебе надоедать, утомлять тебя… не хочу, поверь. Я хочу, чтобы ты меня любила. Так, как я тебя. Чтобы чувствовала потребность во мне так, как я чувствую. Об этом трудно говорить. Но ты и так меня понимаешь.

Вздыхаю.

— Иди, малыш, сядь рядом со мной.

Она садится рядом, утыкается головой мне в плечо, а ноги кладет мне на колени.

— Расскажи мне подробно про свой сон. Кто там тебя куда кидал? Давай по порядку.

Она принимается рассказывать и грызет при этом ногти на правой руке.

— Ну вот, снится мне, будто Тамара с дядей бросают меня в грузовик. Мне очень страшно. В грузовике оказывается мой дедушка, а с ним — собака длиной метра полтора. Как сосиска. Морда у нее нормальная. Весело машет мне хвостиком. Но тело такое страшное, что мне не хотелось даже смотреть на нее. А дедушка как закричит: «Это твой подарок на день рождения! Ты должна быть рада! Ты же моя внучка!» И тут собака прыгает на меня. Мне делается еще страшнее: собака такая противная, так хочется убежать, а из грузовика не выбраться. Потом откуда-то появляется мой отец; у него был стакан виски, как при жизни. Руки у него дрожат, как всегда, и льдинки в стакане стучат. Он, как обычно, пьяный. Я подбежала к нему. Обняла. Он почему-то дрожал всем телом, а потом сказал: «Вот твой подарок на день рождения! Бери его!» И показал мне мамину фотографию, только у нее вместо рук были кошачьи лапы. Я закричала: «Мама! Мама!», — потом почувствовала, что задыхаюсь, и проснулась. Я так часто просыпаюсь, когда задыхаюсь во сне. Ну и как тебе?

Она задает этот вопрос с каким-то странным вызовом. Я растерянно спрашиваю: «А что ты хочешь услышать?» Затем встаю и иду в ванную.

Наклонившись над раковиной, держу лицо под водой. Потом забираюсь в душ. Стекающие по телу струйки немного успокаивают: пусть вода унесет ее гадкие сны от меня навсегда.

Когда я выхожу из ванной, девочка работает над картиной: «Казнь китайца, съевшего панду». А в кресле красуется Мэри Джейн.

— Сегодня вечером мы стоим в Неаполе, — сообщает она весело.

— Здорово, — цежу я сквозь зубы. — У меня ни малейшего желания идти на берег.

— Да вы просто с ума сошли! — она с наигранным изумлением широко раскрывает глаза. — Приехать в Неаполь и не сойти с корабля!

— Я могу попросить у вас обратно мою «Анну Каренину»? Если вас не затруднит, прошу, до вечера верните ее. Мне нужно просмотреть некоторые части романа.

— Конечно. Я так и не начала читать, — она любовно разглядывает собственные туфли.

— Мэри Джейн не читает романов, — встревает девочка. — Может быть, потому, что она уравновешенная и безупречная. Она не берет на себя груз чужих проблем.