Фитиль даже не попытался их искать. Он оторопело смотрел на киллера, у которого на неделе семь пятниц, а смена настроений происходит чаще, чем в телевизоре рекламная заставка. И в это время у кого-то из нас хрустнула под ногой веточка. Данила потом уверял, что он стоял не шелохнувшись, что у него заурчало в животе. Мы вышли из тени и сделали вид, что только что появились.

— Привет соседям.

Теперь, после той рекламы, что нам обеспечил Фитиль в начале разговора, Витек с интересом смотрел на нас. Простоватое лицо Данилы и мой скучающий взгляд его не обманули. Он улыбнулся и вместо приветствия приклеил нам с Данилой по ярлыку.

— Значит, ты Добрыня Никитич, а ты Илья Муромец?

Пришлось в шутливом тоне поддерживать разговор.

— А где же Соловей — разбойник? — спросил я его, внимательно изучая спокойное лицо. Чернота у него почти сошла, и только под глазами еще были видны синие круги. Тяжелая, видно, у старого медведя лапа.

Витек показал на Фитиля, спешно скомкавшего в руках самодельную пчеловодческую сетку.

— А он что, не тянет?

— Не-е-е, — я отрицательно покачал головой. — Соловей — разбойник сроду не шакалил. Он сам сидел на дороге и разбирался с проезжими, пока ему глаз не выбили.

— Вы на что намекаете? Какой шакал? Какой глаз? — полез дуром на нас с Данилой оскорбленный Фитиль.

Он хотел у нас узнать, действительно ли мы только что подошли и не в курсе их дел, или давно стоим под забором. Я не стал его разочаровывать и сказал:

— Левый глаз, Фитиль, левый. Соловей — разбойник залез не на то дерево, а Илья Муромец ему пращой и выбил левый глаз, так на всю жизнь и окривел разбойничек.

Намек был достаточно прозрачен. Дурак бы только не понял, что его предупреждают: не лазь на липу. Фитиль не отличался ни богатырской силой, ни прозорливым и здравым умом, рост не в счет, поэтому его и заносило вечно во всякие аховые истории. Он посмотрел на порозовевшее небо и спросил Витька:

— Ну, так мы идем или не идем? Я ведь могу и один пойти.

Нашел кого пугать. Киллер Витек один с ружьем бродил по лесу и не боялся в этой жизни, видно, никого, ни зверья, ни человека. Он нехорошо усмехнулся.

— Я же тебе сказал, Фитиль, я ухожу, вещи вот свои соберу и ухожу. А ты забирай свой вонючий, немытый рюкзак и проваливай отсюда. И чтобы я твоей ноги вблизи этой деревни никогда больше не видел, понял?

Фитиль, нависший над нами с Данилой, подумал, что его поддержит Витек и он нас сейчас красиво спустит с крыльца. Не получилось. Фитиль сам себе вместо победного марша заиграл отбой.

— Я что, я ухожу. Вот только возьму обратно рогатку, что тебе зря привозил, и до свиданья. А по деньгам, Витек, у вас с Гориллой свой счет, кто кому должен, меня не касается.

Оба они не захотели вслух при нас произносить слово «карабин», но я и так догадался, что Фитиль, даже если и не будет крушить колоды, на липу все равно полезет за рогаткой с оптическим прицелом. Имущество надо возвращать Горилле.

— Передай своему пахану, что я вам ничего не должен, понял? — с нажимом на слово «понял» твердо сказал киллер Витек.

— Понял, понял, мне не жалко, передам.

Поскольку разговор у них окрашивался в не совсем здоровые тона, я показал Даниле на выход, пойдем, мол, отсюда. Киллер Витек придержал нас руками.

— Пусть идет, я скоро тоже уйду, проводите меня до леса и вернетесь обратно. Не бойтесь меня, я не кусаюсь.

Данила неловко переминался с ноги на ногу.

— А мы знаем, что ты не кусаешься, потому и зашли. Не волнуйся, прививку от бешенства не будем делать.

Фитиль, уже спускавшийся с крыльца с рюкзаком за плечами, обрадованно прыснул смехом.

— Во — во, Витек, поговоришь с ними еще полчаса, они тебе такого наплетут, что не будешь знать, то ли ты дурак, то ли они слишком умные.

Фитиль вышел не через калитку, а пошел через заросший сад. Пока он еще не скрылся за деревьями, вслед ему понеслось последнее предупреждение. Кричал Витек:

— Фитиль, не сделай глупость, возьмешь рогатку — и уходи.

Данила потянул меня за руку. Он хотел привести в исполнение заключительную часть своего плана: залезть в шкуру пестуна и попугать Фитиля. Я его успокоил, вспомнив про предупреждение деда Макара вести себя осторожно на лабазе и не трогать колоды.

— Не надо. У деда Макара на лабазе установлены две мины замедленного действия. Если придурок Фитиль вздумает тронуть любую колоду, мина взорвется.

— И его на куски разнесет?

Я рассмеялся.

— На куски не на куски, а вот один рой вылетит из разбитой колоды, и можешь себе представить, что будет.

Представить Данила мог. Недели две назад в нашем городке он сам отмахивался от роя. Поэтому, как от крупного специалиста, прошедшего нелегкое испытание, последовало резюме:

— Тогда я ему не завидую.

Киллер Витек вышел на крыльцо. Все его вещи поместились в целлофановый пакет и небольшую сумку.

— Кому вы не завидуете?

— Фитилю.

— И правильно делаете, не тот он человек, чтобы ему завидовать.

Киллер Витек не стал развивать мысль о непреходящих ценностях, а просто захлопнул дверь и повесил на дверь замок. Не таясь от нас, ключ он сунул под притолоку.

— Пойдем, проводите, рукой помашете, хоть уйду как человек.

Не торопясь мы пошли через заброшенный сад. На траве выступила роса. Если бы наша дорога лежала по улице к автобусной остановке, я бы отказался провожать киллера Витька. Много чести будет бандюку. Но он повел нас по полю к лесу, вчера мы ходили здесь с дедом Макаром. Этот путь меня устраивал, заодно проверим, не натворил ли бед Фитиль, пока искал карабин.

— А почему к лесу? Остановка автобуса в другой стороне, — спросил я киллера. Ответ был незамысловат и искренен.

— Хочу с лесом попрощаться: если его наискосок пройти, попадаешь на рокадную дорогу, а там кто-нибудь подбросит до города. А может быть, Мишку увижу, вот ему халвы взял.

— А морду по-новой не набьет? — спросил Данила.

— Не набьет, — ответил Витек и резко остановился. — Вы откуда знаете, что это был медведь? Там, в лесу, кроме меня и Фитиля никого не было, — и вдруг захохотал. — Вы на лабазе сидели, когда мы с Фитилем пришли деда с бабкой грабить? Хотя на лабазе не могли сидеть, я сам лестницу приставлял, значит, в овсах рядом прятались, правильно?

Я не захотел разочаровывать киллера, пусть уходит с миром, бог ему судья, и сказал:

— В овсах сидели.

А в утреннем свете ясно было видно дерево посередине поля и движение на нем. Кто-то яростно отмахивался и ругался площадной бранью. Метрах в ста от липы мы остановились. Тучи пчел крутились вокруг непонятной фигуры. Вдруг из листвы вывалился Фитиль и, пролетев по воздуху вспугнутой курицей, приземлился в овсах. Шесть метров для него не высота. Коли потревожил пчел, разлеживаться некогда. Мы видели, как Фитиль, прихрамывая, понесся к речке.