И внутри меня что-то сдалось. Я была совершенно уверена в том, что сказала. Еще полчаса назад он боролся со смертью со свойственной ему силой воли и решительностью, но теперь проигрывал.

— Даша, что вы ему сказали? — будто и не слышал моего диагноза этот Мирослав.

— Что не буду с ним спать, что… у нас не получится договориться… Мирослав, мне нужно вызвать сюда кого-нибудь!

— Даша, помочь ему можете только вы, — сурово постановил он.

— Нет, — мотнула головой, — я никогда никому не могла помочь…

— Варианта нет, — жестко перебил меня он.

— И как же?

— Вы сейчас ложитесь, обнимаете его и ищите в том, что между вами случилось, хоть что-то хорошее — может, нравится он вам хоть немного, может, благодарны ему за что-то — все равно. Даша?

— Вы шутите?

— Вокруг вас последние сутки все только и шутят, да?

Я сжала зубы, зажмурившись.

— Я не уверена, что это сработает. — Взгляд зацепился за рвано дёргавшуюся на шее Глеба вену. — Почему он умирает?

— Вы от него отказались.

— Что? — опешила я.

Он тяжело вздохнул:

— Лучше дать шанс кому-то, чем понять, что не дал шанс обоим. Это тяжелая ошибка, Даша. Вы ее не выдержите. — Он помолчал, прежде чем добавить тише: — Я бы не выдержал.

Я сжимала пальцы Глеба в своих, а по щекам катились слезы. Но почему-то было легко. Я будто с чем-то смирилась.

— Можете не бросать трубку? — попросила я сипло, укладываясь с Глебом.

— Даша, в этом деле третий лишний. Вам сейчас никто не нужен, кроме вас самих. Но я на связи, обещаю. Вы справитесь, я уверен.

— Спасибо. — Только сейчас я поняла, что верю этому странному мужчине. Что-то было в его голосе такое, чему веришь безоговорочно. Свет так и остался гореть во всем доме, но, может, если меня все же будут спасать — это на руку? — Глеб…

Я устроилась рядом, положила руку ему на грудь в области сердца — оно слабо толкалось в мою ладонь, дыхание было едва слышно…

Страх снова начал прокрадываться в душу, но вид черного мобильника на подушке и воспоминания об обещании Мирослава помогали бодриться. Я прикрыла глаза и подумала о Глебе, пытаясь найти что-то такое, о чем говорил Мирослав. Только мысли и воспоминания были одна другого краше — страх, злость, безысходность… а Глеб вдруг вздохнул и затих.

— Нет-нет-нет! — зажмурилась я. — Не умирай. Ты же говорил, что выбрал меня сразу. На всю жизнь, да? Это звучит странно, пугает, но я не хочу, чтобы ты умирал…

Зря этот Мирослав на меня положился — у меня ничего не выходило! Новый виток отчаяния раскатал меня рядом с Глебом и не оставил в голове никаких мыслей, кроме одной. Я не спасу его. Как не спасла маму…

Все, что мне осталось — дышать. Вдох-выдох… Ладонь на груди Глеба поднималась медленно, редко… Я прижалась к нему плотнее, скинула мокрые простыни на пол и коснулась губами его виска:

— Возвращайся, — прошептала. — Я не хочу, чтобы ты умирал. Я… не отказываюсь от тебя, слышишь? Буду спать с тобой сегодня. Почему ты не сказал, а?

Сердце мужчины вдруг сильно ударилось в мою ладонь, и я похолодела от страха, что оно остановится. Но за ним последовал еще один удар, и еще…

— Молодец, возвращайся, — вцепилась в него обеими руками. И ни о чем главное больше не думать. Я зацепилась за эту эмоцию, ощущение от прикосновения его кожи, запах его волос — все это рождало в груди тепло. Робкое, хрупкое, дрожащее от любой мысли, но почти реальное. И я укутывала мысленно нас этим теплом, представляя, что мы остались одни в этом мире, и Глеб — на самом деле мой шанс быть.

Он дышал еще рвано, но все чаще, каждый удар сердца будто продлял мою собственную жизнь до следующего. Как моя жизнь уместилась в мгновение покоя между ударами его сердца — сложно сказать. Но именно в этот момент я осознала — мы будем жить.

…Поляна была затянута утренним туманом, будто дымом, и медведь в ее центре сначала показался горой. Я принюхалась, навострила уши — дышит. Что-то тянуло меня к нему, не давало уйти, звало приблизиться и разобраться. И я поковыляла вперед, готовая отскочить в любой момент. Только отскакивать все не было повода. Враг дышал, но как-то слабо, и это почему-то беспокоило. Я обошла его сначала по кругу в одну сторону, потом в обратную. Заглянула в морду, и он вздохнул глубже, зашевелился и открыл глаза. Шерсть у нас обоих сразу стала дыбом на загривке, в моем горле завибрировало рычание, а он вдруг как-то укоризненно фыркнул, заворочался… и отвернулся.

Я озадаченно повернула морду на бок: что значит «брысь»? Ну нет, ты так от меня не отделаешься! Обнаглев, обошла медведя снова и уселась ему чуть ли не на нос. Уверенность, что мне ничего за это не будет, рождала в груди странное довольство. Медведь — он же большой, опасный, а мне ничего сделать не может, даже если я сейчас вот так вот аккуратно улягусь рядом… и морду вот так вот подсуну к его… Он только протяжно вздохнул, даже вроде что-то рыкнул невнятное, но глаз не открыл.

Туман осмелел и незаметно затянул нас потихоньку, будто одеялом…

* * *

Я открыл глаза и почувствовал, что взмок, как будто меня в ручей окунуло. Но было тепло. В шею билось чужое сопение, на груди лежала ладонь… лучше бы не на груди, но это легко исправить.

Голова неприятно гудела, сознание продиралось к свету медленно. Пошевелившись, я кое-как повернул голову. Девушка так плотно ко мне жалась, будто за ночь наступила арктическая зима, даже ножку перекинула через бедро. Реакция тела оказалась вполне здоровой — член стоял колом. Она же вчера вроде наотрез отказалась со мной спать? Что-то тут было не так — уверенность в собственной неотразимости никогда не была моей сильной стороной. Я силился вспомнить, при каких обстоятельствах меня выключило, но в памяти зияла черная дыра. В одном не сомневался — Даша просто так не прибежала бы.

— Даша… — позвал ведьму тихо, и она тут же подскочила, заморгав.

— Глеб, — выдохнула хрипло. — Ты жив…

— Не только. А не должен? — уставился на нее требовательно.

— С моими способностями — у меня были сомнения, — выпуталась она из-под одеяла и села.

— Судя по реакции — все нормально с твоими способностями.

Тут она заметила мой стояк и закатила глаза:

— Жив и здоров, — фыркнула и попыталась сбежать.

Но я перехватил за руку и дернул к себе:

— Что было ночью? — придавил собой к кровати.

Даша засопела, растерянно заморгав, но на вопрос ответила:

— Мне объяснили, что ты собирался отдать концы, — невозмутимо уставилась мне в глаза.

— С чего бы? — вздернул я бровь.