Эта новость зашла немного туже. Даша тоже сделала глоток кофе и прикрыла глаза. И снова стало сложно представить, что же она скажет, когда увидит все до конца. Но точно — не сегодня. Сегодня мне нужно объяснить другое:

— Я не могу уговорить животное внутри себя позволить тебе принимать таблетки. Эта сущность неотделима, и в ее взгляде на жизнь нет подобного сценария. Мы живем с ней с определенного момента, и не можем не считаться друг с другом. Она позволяет мне быть человеком большую часть времени, но и мне тоже нужно позволять ей быть животным. — Она смотрела на меня завороженно, едва дыша. — Все, что касается выбора своей женщины, не может обойтись без мнения зверя во мне. — Я позволил ей немного усвоить эту идею, прежде чем продолжить. — Да, ты права — обычному человеку нет надобности сразу требовать всего и сразу от понравившейся девушки. И здесь проще было бы никуда не спешить… Но я плохо контролирую себя сейчас во всем, что касается тебя. Вчера ты ощутила это на себе в полной мере.

— Ну тебе и прилетело знатно, — обхватила она себя и сжалась еще сильней.

— Поэтому я предлагаю начать сначала.

— Это сложно после всего, Глеб, — даже не задумалась она.

Ее слова вызвали легкий всплеск злости внутри, но внешне я не выдал это ничем.

— Твои предложения? — сузил глаза на чашку в ее руках.

— Я не знаю. Для меня все это слишком…

Перерыв в боевых действиях все не начинался, но был чертовски необходим.

— Хорошо, может, тебе нужно время подумать? — Если бы она знала, чего мне стоили эти слова! Бантик бы испепелился на мне, если бы не был воображаемым.

— Хорошо, я подумаю. — Все-таки оценила мое благодушие. — Тебе нужно отдохнуть.

— Да, нам обоим нужно. Сиди, — осадил ее порыв вскочить следом за мной. — Я сам приготовлю мясо.

Не думал только, что одновременно и сыграю на ее жалости — двигался я несуразно, медленно, тяжело дыша, ронял приборы.

— Я тебя умоляю — открой мне секрет стейков! Унесу его в могилу, обещаю! — подскочила Даша на очередной неприятный звон вилки по гранитной столешнице и подтащила мне стул: — Сядь.

— На сковородку кладешь и все, — повиновался я.

— Несложно, — пожала она плечами, кривя уголки губ. — Я никогда не покупала стейки. А это что?

Она подцепила ветку, похожую на елочку, в маринаде.

— Розмарин. Брось на сковородку его тоже.

— Я сейчас слюной захлебнусь, — пожаловалась она, а я улыбнулся уголком рта — ее слишком просто удивить и, кажется, сделать счастливой тоже несложно. Мирослав был прав.

— Скажи, ты счастлива в жизни? — прищурился на нее.

Она оперлась попкой о столешницу и пожала плечами:

— Я достигла того, о чем и не мечтала.

— А что тебе, по твоему мнению, не хватает для счастья?

— Не тебя, Глеб, — огрызнулась.

Ох, Даша, ну почему ты стала росомахой на мою голову, ну вот за что, а?

— Даш, я просто с тобой разговариваю, а ты все тяготеешь к разбитому чайнику, — сложил я руки на груди. — Не думаешь, что медведь в тебе нашел что-то близкое себе по духу?

Она бросила на меня убийственный взгляд, но он тут же погас. Еще не отдавала себе отчета, что меняется, но уже настораживалась.

— Мне не хватало квартиры, — уверенно заявила.

— Квартира бы сделала тебя счастливой?

— Будто тебя не делают счастливым материальные блага, — обвела она рукой первый этаж.

— Я уточняю, а не обвиняю. — Несмотря на ее огрызания, с ней было легко. Ее зверек внутри пыжился, но на большее способен не был — видел во мне медведя. И хотелось надеяться, что подчинялся.

— Да, — кивнула она. — Перевернуть стейки? Мне нужна квартира для счастья.

— Мне кажется, ты врешь себе и мне, — уставился на ее аппетитный зад, когда она снова повернулась к печке.

— И как ты это понял? Внутренний зверь подсказал?

Пыталась привыкнуть ко мне такому — в голосе не было раздражения.

— Ты же в современном мире живешь, как в нем можно хотеть всего лишь квартиру, Даша?

— Для тебя — всего лишь, для меня это — ого-го!

— И что тебе даст квартира?

— Свой угол, уверенность, возможность не тратить деньги впустую, а платить ипотеку…

Я усмехнулся.

— …Смейся, — фыркнула она и снова перевернула стейк, втыкая в него вилку особенно глубоко. — Хотя странно, что ты веселишься — тебе же это все тоже не на блюдечке принесли?

— Нет, поэтому скептически отношусь к твоем «счастью».

— Может, ты забыл, чего хотел, когда еще не было у тебя этого дома, джипа и медведя? — она улыбнулась, довольная собой.

— Я хотел, чтобы мама была жива.

Даша обернулась и посмотрела на меня так, будто я ее обидел словами.

— Тебе Костя сказал? — сузила глаза.

— Что?

— Что у меня мама умерла.

— Нет, Костя мне ничего о тебе не говорил…

Ведьма поджала губы, отворачиваясь к конфорке, а я еле сдержался, чтобы не зарычать — кипятила мне голову без зазрения совести.

— …Долго ты еще будешь меня наказывать за то, что не умер этой ночью? — холодно уточнил я.

— Я тебя не наказываю…

— Зато громко сожалеешь. Что с тобой, Даша? Что бы ни случилось — ты недовольна. Что бы я ни сказал — ты огрызаешься. В чем я перед тобой виноват?

— Глеб, ни в чем, — сдалась она.

— Тогда какого черта тебе все не так? — поднялся рывком и в один шаг оказался рядом, вжимая ее в столешницу. — Не можешь меня простить… за что?

— За то, что выбора не оставил…

— Мне его тоже не выдали, — притянул ее к себе за шею. — Я думал, что объяснил.

— Хорошо, прости, — заморгала она, пытаясь вывернуться, но я уже безвозвратно перестал быть терпеливым.

— Не прощу, — из груди рванулось рычание, но я уже не стал делать вид, что это от голода, — если я пытаюсь с тобой говорить, это не значит, что буду терпеть все твои недовольства.

— Глеб, я попросила прощения, — встала на носочки она, выпячивая грудь.

Невыносимо захотелось заставить просить ее прощения по-взрослому. Я уже даже забыл, что запретил себе принуждать ее захлебываться в моем желании, когда вдруг в двери что-то отчетливо поскреблось. Я замер, прислушиваясь, потом потянулся к ручке и выключил газ:

— Накрывай, — и направился к дверям.

— Кто это? — даже не шелохнулась она.