– Бетси, я не думаю, что Библия, какой мы ее знаем, и есть Слово Божье. Слишком уж сильно она менялась на протяжении истории. Но давай предположим, что я в это верю. Скажи мне, где в Библии Иисус говорит: «Я – Бог»?

Бетси задумалась. Смущенной или встревоженной она пока не выглядела, но ясно было, что она не может вспомнить. Через несколько секунд, еще не подозревая, в какую ловушку себя загоняет, она ответила:

– В Евангелии от Иоанна Иисус говорит: «Я и Отец – одно».

Именно такого ответа я ждал – и был к нему готов.

– Верно. Но там же, у Иоанна, Иисус молится о том, чтобы ученики его были так же едины между собою, как он един с Отцом. Из этого ясно, что он подразумевает под «единым». Он говорит о единстве духа и воли. Если бы имелось в виду, что «единый» – это одно существо, как он мог бы молиться о том, чтобы «едины» стали ученики? Не о том же он молился, чтобы они все слились в одного человека!

– Это верно, – задумчиво ответила она.

«Верно?» Я скоро камня на камне не оставлю от ее мировоззрения, а она просто соглашается? Ну и девчонка! Интересно, хоть чем-нибудь можно ее пронять?

– Знаешь, не могу вспомнить прямо сейчас, но, уверена, в Библии что-то об этом есть. Я посмотрю дома и потом тебе скажу.

– Конечно, Бетси, посмотри. Только ты ничего не найдешь. Иисус никогда не называл себя Богом, – возразил я. – Наоборот, из всего, что он говорил и делал, ясно обратное. Он терпел голод, жажду, одиночество, искушение. Он плакал и истекал кровью. И никогда не называл себя «Сыном Божьим», только «Сыном Человеческим». Очевидно, он был именно человеком!

Слушая меня, Бетси кивала.

– Да, согласна. Иисус – человек, но и Бог.

– Как же можно быть и человеком, и Богом сразу? Человек смертен, а Бог бессмертен. Человек ограничен, а Бог беспределен. Человек слаб, а Бог всемогущ. Быть человеком и значит не быть Богом, а быть Богом значит не быть человеком.

Тут Бетси замолчала надолго. Эта мысль явно заставила ее задуматься, и я решил ковать железо, пока горячо.

– В Евангелии от Марка говорится: когда Иисус пришел в Галилею, то не мог сотворить там никаких чудес. Понимаешь? Не «решил не творить чудеса», а не мог сотворить! Разве возможно такое, чтобы Бог не мог сотворить чудо? А когда женщина в толпе прикоснулась к нему, и он не знал, кто коснулся его? Разве Бог может такую простую вещь не знать?

Помолчав немного, чтобы дать ей переварить эти вопросы, я продолжал:

– Когда какой-то человек назвал его благим, Иисус ответил: не называй меня так, один только Бог благ[25].

Видишь? Он проводит границу между собой и Богом.

И в другой раз, когда говорит, что не знает, когда придет конец света – это известно только Богу. Иисус совершенно ясно дает понять, что он не Бог!

Бетси молчала. Очевидно, это ей еще никогда не приходило в голову. Я понял, что пора нанести последний удар:

– Бетси, если у тебя еще остались вопросы, просто вспомни, что у Иоанна Иисус говорит: «Отец мой более Меня». И я с Иисусом согласен. Бог действительно больше него. Наверное, и тебе стоит с ним согласиться.

Бетси не знала, что ответить. Я молча ждал.

– Даже не знаю, что сказать, – призналась она наконец. А затем перешла к уже известному мне маневру: – Вот что, я еще почитаю Библию и об этом подумаю. А пока не хочешь ли сходить на наш церковный спектакль? Я там тоже играю. Придешь?

– Звучит интересно. Но у меня еще нет водительских прав. Ты не против, если и мой папа придет?

– Конечно! Приводи кого хочешь, чем больше людей, тем лучше. Вот наше расписание. Когда решите, в какой день вы придете, дай мне знать.

И Бетси с улыбкой протянула мне флаер с расписанием спектаклей. На этот раз за ее улыбкой я увидел нечто другое. Кажется, мне удалось поколебать ее уверенность! Я улыбнулся в ответ.

Подробнее о взглядах мусульман на Иисуса читайте в книге «Нет Бога, кроме Единого» (No God but One), часть 8: «Называл ли Иисус себя Богом?»

Приглашение в церковь очень меня обрадовало. До этого я был в церкви – католической – только один раз, и от этого посещения остались смутные, но очень приятные воспоминания. Честно говоря, не помню даже, как и почему я туда попал. Помню, там были несколько моих друзей, в том числе Бен и его родители – но ведь они тоже не были католиками. В какой-то момент весь наш ряд встал, все стали двигаться по проходу вперед, подходить к священнику и что-то брать у него. Я не знал, что делать, и тоже пошел вперед. Но тут мама Бена схватила меня за плечо и усадила на место. Я удивленно посмотрел на нее. Она энергично помотала головой: мол, «тебе нельзя». Я заметил, что священник, до того серьезный и торжественный, глядя на меня, с трудом сдерживает смех.

Никто не говорил мне, что протестантские церкви совсем не похожи на католические, так что я ожидал чего-то подобного. Первая баптистская церковь в Норфолке изнутри оказалась похожа на театральный или лекционный зал: просто ряды кресел и сцена впереди. Я решил, что, должно быть, все «церковное» происходит где-нибудь в другом месте.

Мы с Аббой сели на балконе, ближе к выходу. О чем будет спектакль, никто из нас не знал, однако Абба был рад, что я принял приглашение. Он сказал, что отказаться было бы невежливо и что это хороший повод и дальше вести с Бетси разговоры о религии. Он гордился тем, что я отстаиваю свою веру, и хотел помочь мне правильно понять христианский спектакль, который мы сейчас увидим.

Пьеса называлась «Врата небес и пламя ада»: как выяснилось, она излагала драматическими средствами христианскую концепцию спасения. Кстати, из этой пьесы я впервые узнал, что христиане называют учение о спасении Благой Вестью: до сих пор я думал, что так называются только книги об Иисусе[26]. Через всю пьесу красной нитью проходила одна-единственная идея, выраженная без всяких обиняков: прими Иисуса как Господа – и ты попадешь на небеса, а если не примешь – отправишься в ад.

Перед нами проходили различные сцены человеческой жизни. История каждого персонажа оканчивалась тем, что он умирал и отправлялся, соответственно, в вечное блаженство или на вечное осуждение – в зависимости только от того, принял ли Иисуса. Образы пьесы особой тонкостью не отличались. Когда кто-то попадал в ад, сцена освещалась красными и желтыми прожекторами, из динамиков раздавалась громовая какофония, на сцену с ревом и грохотом вылетал сатана и утаскивал грешника в ад. Если же кто-то принимал Иисуса – на сцену выходили ангелы в блистающих одеждах и вели его, трепещущего от восторга, к белоснежной двери.