Прикасаться Паша не стал. Пластырь я больше не клеила на место ранения, так что все и так было прекрасно видно и спереди, и сзади.

– Расскажите, что вас беспокоит, что болит, – попросил он, послушав легкие и сердце.

– Вчера просто болело тело, – ответила я, набрасывая на себя рубашку, – а ночью… – Я замялась и прикусила губу. – У меня сильно болело внизу живота и были коричневые выделения, – призналась я, чувствуя привкус горечи во рту.

– Кира… – с сочувствием начал Паша, кинув в чемоданчик стетофонендоскоп.

– Я знаю, что меня изнасиловали, – перебила я, отметив про себя, что вслух признать это было еще унизительнее, чем просто по-тихому думать об этом. – Я просто… Я хотела бы узнать, могу ли я быть беременной.

Врач напряженно выдохнул и очень грустно посмотрел мне в глаза.

– Вы бесплодны, Кира, – тихо ответил он. – В вашей медицинской карте это было указано. Муж вам не сказал?

Запахнув рубашку, я прошла к кровати и опустилась на нее, взволнованно заправив волосы за уши. Вот так поворот… Сначала узнаешь, что ничего не помнишь, потом, что с тобой делали ужасные вещи и пытались убить, а вот, теперь, что, как женщина ты пуста, потому что природой создана бракованой.

– Нет, Борис, мне не сказал, – упавшим голосом ответила я.

– Простите, Кира. – Паша опустился передо мной на колени. – Я не хотел быть тем, кто вам об этом расскажет. Мне очень жаль.

– Да, мне тоже, – без выражения ответила я, потирая колени.

Возможно, помни я, хотелось ли мне иметь детей, я ответила бы полнее, но я этого, увы, тоже не помнила, так что…

– Я зайду к вам завтра. Хорошо? – Я на автомате кивнула, и он встал. – Заодно принесу вам противовоспалительные и, может, другие обезболивающие. Отдыхайте, Кира, – выдержав паузу, добавил он, всматриваясь в мое, наверное, совсем скисшее лицо. – И не спешите сразу все вспоминать. Воспоминания, знаете ли, могут быть не самыми приятными и, внезапно вырвавшиеся, они уже не спрячутся обратно.

Кураж, вызванный крошечным воспоминанием, ушел вместе с врачом, и ко мне прилила апатия. Она не столько была вызвана его словами про бесплодие, сколько тем простым фактом, что ничто не могло длиться вечно.

Алеша принес мне еще кофе. Борис куда-то исчез: то ли в кабинете закрылся, то ли вообще уехал из дома. Мне, если честно, было все равно. Я как ни странно была рада побыть в одиночестве, переварить, так сказать, визит врача и вообще все, что произошло с тех пор, как я вернулась домой.

Домой… Вот все равно ни это слово, ни слово "муж" как-то не укладывались в голове, и где-то постукивало, да просверливало ощущение чужеродности.

Я старалась мыслить трезво и опираться на свои ощущения, раз уж память мне отказывалась помогать, но в том то и была проблема: воспоминаний не было, а ощущения были очень противоречивыми, спутанными и волнительными.

Беспокойство то накатывало на меня, то отпускало, но его место не занимало что-то иное, и приглушенная пустота внутри начинала пульсировать с новой силой, требуя заполнить ее чем-то.

Повинуясь этому, я насильно заставляла себя прокручивать в голове звуки выстрелов, обрывки фраз, что шли с ними в комплекте, и так, и сяк пробовала подойти к имени отца, чтобы от него провести какие-то аналогии, но ничего не получалось. Где бы мои воспоминания не сидели, сегодня они больше не собирались показываться и махать мне ручкой.

Как же все-таки это было ужасно не знать, кто ты есть, не помнить, что ты любишь и о чем мечтаешь, какие совершил ошибки и какие из этого сделал выводы. Мука. Чистое наказание. Вот только за что? За то, что я была женой Бориса?

– Алеша! – тихо позвала я, зная, что он все равно услышит.

Меньше, чем через минуту, в комнату просунулась бритая голова.

– Пожрать принести, да? – спросил он.

В уголках его губ блестел жир и от него пахло чем-то вроде котлет. На рубашку была прицеплена салфетка. Я даже улыбнулась.

– Только если ты составишь мне кампанию, – ответила я.

– Понял. Ща вернусь.

– Подожди! – окликнула я, поднимаясь с кровати. – Давай лучше я с тобой пойду. Заодно кухню осмотрю.

Я спустилась вместе с ним на кухню, просторную, оборудованную по последнему слову техники. Старая кухарка смерила меня не самым дружелюбным взглядом, но ничего не сказала, а просто молча поставила на круглый стол порцию еды. Я, кстати, ошиблась, это были не котлеты, а стейки.

Алеша уминал их, как семечки, не пользуясь не вилкой, ни ножом. Дикарь, одним словом, но старая кухарка поглядывала на него любовно и подкладывала ему еще.

– Лешенька любит зажаренные, – пояснила она, заметив мой взгляд. – Борис Сергеевич любит с кровью, – зачем-то добавила она, выразительно посмотрев на меня.

– А я вот не знаю, какие люблю, – задумчиво протянула я, взяв, как и Алеша, стейк рукой. – Может, вообще мясо не люблю, – добавила я, рассматривая кусок.

Вот тут старая кухарка, очевидно, работавшая в доме мужа давно, должна была сказать мне, что и как я люблю в еде, но она лишь отмахнулась.

– Глупости! Все волки любят мясо. И полукровки тоже. На то они и хищники! Нужно просто знать, кому и как правильно подать то самое мясо, – многозначительно добавила она, снова посмотрев на меня, но на этот раз с сочувствием.

– Роза у нас про мясо знает все, – усмехнулся Алеша с набитым ртом. – Для нее что люди, что волки, что полукровки – все мясо. Да, Роза?

Кухарка не ответила, только ласково, по-матерински потрепала бугая по лысой голове.

– Алеша, а чем занимается Борис? – спросила я и откусила кусочек стейка.

Корочка приятно хрустнула на зубах, вызывая прилив слюны, но все же мне показалось, что зажаренное мясо я не любила.

– У Бориса Сергеевича обширный бизнес, – уклончиво ответил он.

– Иными словами, – подумав, сказала я, – он бандит. Да?

На кухне повисла звенящая тишина. Алеша обменялся взглядом с Розой, застывшей со стаканом апельсинового сока.

– Он хозяин города, – снова уклончиво ответил он. – Большая разница.

Я положила стейк на тарелку и прислушалась к своим ощущениям. Хозяин города… Да… Кажется, я это знала. Звучало, по крайней мере, знакомо и понятно. Кроме большой разницы, конечно.

Ну, что ж… Пожалуй, я не была удивлена тем, кем был мой муж. В таких домах, как наш, не жили те, кто зарабатывал на жизнь честным трудом. Это я точно знала.

Из вежливости затолкав в себя остаток стейка, я запила его апельсиновым соком.

– Спасибо, Роза, – поблагодарила я. – Очень вкусно было.

Дожидаться ответа я не стала. Вкусно-то было, но в желудке сидеть не хотело. Я едва успела добежать до своей комнаты и нырнуть в ванную, как кисло-горелый привкус уже обжигал горло.