И он протянул Игорю белую брошюру. Тот, не ожидая ничего подобного, пробормотал растерянное «спасибо», даже дважды, и слегка поклонился.

— Простите, — задумчиво сказал рыжебородый, — мне откуда-то знакомо ваше лицо…

— Нет-нет, вы ошиблись. Спасибо, — вновь пробормотал Лазарев и поспешил отойти подальше.

Он терпеть не мог своей славы.

Через неделю поздно вечером, когда Игорь собирался домой, раздался телефонный звонок. Милейшая его Соня, Софья Петровна, уже благополучно отбыла домой, и Лазарев колебался, снимать трубку или нет. Сын всегда звонил на мобильник, мать тоже. Майя вообще не звонила. Тем более сейчас…

Телефон был настойчив и заливался усердно и трудолюбиво. Игорь подумал-подумал, плюнул и взял трубку.

— А-а! Поймала я тебя! — радостно возопил ему в ответ незнакомый и одновременно чем-то очень знакомый голос. — Поздно на работе сидишь, как про тебя и говорили. А после шести вечера в пятницу на работе остаются только идиоты.

Да, снова пятница, подумал профессор и сразу вспомнил этот голос.

— Мы же с вами, то есть с тобой, обо всем договорились еще неделю назад, — устало сказал профессор.

— Это ты со своей секретуткой обо всем договорился, а не со мной! — проницательно и жизнерадостно заметила бабенка. — И давным-давно! А чего, баба она неплохая, видная! Грудастая, и ноги при ней. Волосы тоже ничего, но зря она их не красит. Какая краса в седине? Так когда будем Федюшку мово оживлять?

— Достала ты меня, миссис приставала! — вскипел Игорь. — Прямо проходу не даешь! Теперь вот номер телефона узнала… Я тебе повторяю снова и снова: нельзя — воскресить — мертвого! Я не Господь Бог! А всего-навсего хирург.

— Понимаю я, что не Господь, — сразу как-то помрачнела и явно сникла бабенка и вдруг снова заполошно завыла: — Да к кому же мне идти, миленький?! Кого просить-то?! Худо мне без Федюшки мово, ох как худо! Пропадаю прямо!

— Как ты мне надоела… — простонал в ответ Лазарев, точно повторив ее интонацию. — Тебя как зовут-то, миссис несчастная?

— Вера, — сказала она и примолкла.

— Вера… — повторил ошеломленный Игорь. — Верочка… Три слога и вся жизнь…

— Чего? — недоуменно спросила бабенка.

— Пьешь много? — резко спросил доктор.

— Ну… это… бывает… — немного замялась Вера. — Не без того…

— А кем работаешь?

— Да тут вот… убираю… подъезды… квартиры… Слушай, — оживилась она вновь, — может, тебе чего где прибрать надо? Это я мигом, я шустрая! Полы, окна вымою, ковры пропылесошу… Я много чего умею! Тут я недавно убирала у одних… У-у! Они миллионеры скоро будут. Там мужик нефть нашел. Еще летом. Да чегой-то у него сразу не заладилось…

— Ладно, хватит болтать, миссис разговорчивость, — прервал ее замученный Лазарев. — Адрес запиши. И приходи в воскресенье часам так к одиннадцати. У меня мать давно помощницу ищет.

— Лады! Погоди, карандаш найду… — отозвалась довольная бабенка.

Антон от лица всех поблагодарил бородача и попрощался с ним.

Группа приняла позу «вольно». К Игорю несмело подошли подружки сына — посмотреть подаренную книгу. И списать из нее адрес сайта креационистов.

Они робко глазели на него — такого великого и известного. И одна из них, темноглазая блондинка, Аля с крысой, очень напоминала Верочку. Или профессор опять ошибался?… Синдром Капгра… Будь он неладен…

Антон смеялся. Болтал, вспоминая подробности экскурсии. Впечатление у всех, кажется, осталось серьезное, несмотря на гогот.

— Нет, представляете! — хохотал сын. — У ла-тимерии брякнуть детям: вот ваша прапрапра-прабабушка! А рыбка-то, рыбка — ух! На полтора метра — и сушеная! А-бал-деть можно!

— Да-а! — подхватил чурбачок. — Представляете, латимерия — с пивом!

— Да-а-а! О-го-го — латимерия с пивом! А доисторический олень? Здоровый лось! Не, он даже не лось, он просто олень! И у него рога раза в два больше его самого!

— А тридцатиметровый скелет диплодока? — веселился чурбачок. — Вот такого бы подать в нашу столовую! Накормили бы всех студентов оптом, и аспирантов заодно!

— А пасть доисторической океанской акулы? — хохотал Антон. — Она метра на два раскрыта.

— Такая корову съесть может! — прокомментировал чурбачок.

Стоявшая теперь уже рядом с ним Голая Спинка, через минуту как бы переварив информацию, в безмерном удивлении вдруг спросила:

— А откуда же она в океане корову возьмет?!

Ответом ей был громовой хохот. Девушка с улитками смутилась, закраснелась до самых корней волос и уставилась в пол. Игорю стало ее жалко. Он подошел к ней:

— Вы дружите с Антоном?

Она вскинула на него большие глаза.

— Д-да… Немного…

— Тогда заходите к нам. Почему-то я вас никогда у нас не видел.

— Спасибо… — прошептала безмерно благодарная Голая Спинка.

Аля, девушка с крысой, глянула на подругу с откровенной завистью и что-то яростно прошипела любимице Бориске. Та удивилась непривычной интонации и вытаращила возмущенные красные глазки.

Потом все прошлись по залу с огромными бивнями и черепами, между скелетов индрикотериев. Возле стенда с чучелами выдры, белки и совы остановились.

— Кстати, чучел тут мало! — сказал чурбачок. — А вот в Дарвиновском музее — это да! Там одни чучела сплошные, всех-всех зверей. Можем как-нибудь и туда сходить.

Антон предложил сфотографироваться на фоне бивня мамонта. Все охотно согласились. Защелкали фотики. Голая Спинка и девушка с крысой тотчас вылезли на первый план, ревниво соперничая.

Игорь стоял в стороне. Почему у него нет ни одной фотографии Верочки?… И зачем он когда-то задумал построить свой мир без нее? Сотворение мира — Божий промысел.

— А Россия ведь действительно родина слонов! — вдруг объявил чурбачок. — Мамонтов у нас в мерзлоте находят. А мамонт, по сути, предок слона. Значит, Россия — родина слонов!

— Советский слон — самый толстый слон в мире! — радостно завопил в поддержку Антон.

Шалопай…

На улице тотчас началась игра в снежки. Снег был последний, уже слежавшийся, слабый, а потому легко поддающийся ладоням. Он остался еще только здесь, на окраине города, где зима задерживалась, как насморк, грозящий перейти в хронический.

— Какие теперь минусы? — смеялся сын, вылетая из дома без шапки. — Одни сплошные плюсы!

Игорь никогда не мог понять, отчего многие так любили эти снежки, запросто впадая в детство. И солдаты снежками кидаются, и студенты, и даже совсем взрослые, зрелые люди, далекие, казалось бы, от всяких развлечений…

Игорь всегда недолюбливал игру в снежки. Агрессивная она какая-то — кидаться в человека и почему-то считать, что это весело. Враждебная, недружелюбная и, главное, бессмысленная. Сколько ни кидайся — принципиального результата нет. Просто все швыряются друг в друга, пока не надоест. Тупизм, как говорит Сазонов.