— Почему мы ее бросили? Мы ее не бросили. Она же с Птенцовым. Он ее обещал довезти до дому. А с ней — так, обычная чепуха. Опять Нора обижала. Ну так она всех обижает. Пора научиться давать ей отпор. На меня и без этого столько свалилось! Мне еще нужно с этой змеей Арсеньевой провести вечер. Бог ты мой, на что приходится идти ради репутации. Нам придется теперь дружить с такими мерзкими типами, с которыми, если бы не это убийство…

— Бэлла, никто до сих пор ни слова не сказал… кроме Птенчика, разве что… но смерть Штопина нам выгодна, так ведь… Он вроде пытался отобрать у нас «Грин»?

Они ехали в такси, кроме них и водителя в салоне никого не было, но Бэлла Максимовна по привычке округлила глаза и поднесла палец к губам. После строгой паузы она тихо спросила:

— А когда Слава говорил об этом?

Вот тут Таня поняла, что чуть было не подставила еще одного человека. Птенчик сказал об этом при следователе. Хотя до этого ей не приходило в голову, случайно ли Слава бросил свою реплику или намеренно. Возможно, у него были на то свои причины.

— Не помню точно. Когда мы с ним общались… вчера, наверное. Мы все время теперь говорим только об убийстве! — изобразила праведную усталость Таня.

— Чем дальше, тем меньше я понимаю, кто друг, а кто враг, — задумчиво отозвалась Бэлла. — Вот ты спрашиваешь про Штопина, но это всего лишь предположение, которое утопает в омуте множества других предположений, терзающих меня день и ночь. Быть может, этот Тарасов, который был с нами так любезен, куда опасней Семена… Или Арсеньева, которая теперь пытается на меня мягко надавить. Не знаю, чего от нее ждать.

— Но они тут при чем? Тарасов — военный, Арсеньева — и так царица ночи в своем «Ирисе».

— Тань, ты совершенно не понимаешь этих интриг, — досадливо отмахнулась Бэлла. — Даже я их до конца не понимаю, и это меня пугает. Почему, почему, почему у нас произошел весь этот кошмар?! Кто это подстроил… и у кого теперь просить о помощи?

И Бэлла отчаянно умолкла.

Вернувшись на рабочие места, ни она, ни Таня так и не смогли сосредоточиться на работе. Зато Давид по-детски обрадовался трости. Он уже забыл, как отверг свою версию за неправдоподобностью. Не решаясь показать, что чересчур воодушевлен находкой, он не мог скрыть, как его распирает ребяческое превосходство над унылым рацио. Он просто сиял от очевидности своей догадки! Конечно, роковой удар совершил вовсе не хозяин трости. Кто-то другой. Разве это не ясно?!

— А как ты это представляешь? Подойти, незаметно умыкнуть трость, сгонять в кладовку, — заметь, еще непонятно, зачем туда поперлась жертва! — профессионально-наверняка треснуть по кумполу, аккуратно и хладнокровно протереть орудие убийства, стремительно и незаметно вернуть его на место. Просто какой-то Джеймс Бонд забрел к нам в гости.

— Или обыкновенный десантник, — парировал Давид. Его теперь увлекала версия по военному ведомству. Штопин наверняка чем-то насолил своим бывшим однополчанам. Если он умудрился настроить против себя весь мир, то почему его армейские друзья остались исключением? Нелогично. В общем, собака зарыта здесь. И если все прочие штатские так и не смогли дать отпор злу, то доблестный отряд ВДВ ответил ему, как надо. А именно — размозжил череп.

В дверь кабинета осторожно постучали. Открылась дверь, и вошел старик-сторож из «Последней капли». В отличие от своих боссов, он всегда был приветлив и шутлив с сотрудниками «Грина». Библиотека вызывала у него добрые и прямо-таки возвышенные чувства, над чем редкий сотрудник «Грина» не преминул подшутить. Но и в душе поблагодарить, конечно…

— Так, девчата-хлопцы, признавайтесь, где ваша пани директор?

— Вышла, наверное, на минутку. Можете ее подождать, дядя Саша.

— Не-е, ждать не буду. Вам, уважаемая, тогда передам. Вот энту безделицу у входа в наш подвал обнаружил. — И с этими словами дядя Саша положил на стол мудреное нагромождение стекляруса, которое при ближайшем рассмотрении оказалось эклектичными бусами.

— Наверное, кто-то из ваших потерял. С черной лестницы, с вашего этажа к нам вниз и прилетело. Наших мамзелей я всех опросил!

Таня взяла в руки нежданный трофей. Трогательный дядя Саша. Почти дядя Ваня. Не мог не уважить библиотекарей. Мелочь, а приятно. Таня уже собралась опрашивать коллег про безделушку, но что-то ее вдруг смутило во всем этом эпизоде. Она могла представить картину, когда бусы рвутся и рассыпаются по полу. Она могла представить, как кто-то вертит их в руках над лестничным проемом и роняет их туда… но тогда за этим следуют поиски… А вот как бусы могли просто соскользнуть с шеи владелицы, не порвавшись, и сгинуть в темноте незамеченными… Она еще раз внимательно присмотрелась к украшению, словно надеялась разгадать его секрет, как это делают мастера телеметрии, умеющие почувствовать по энергетическим токам вещи судьбу ее владельца. И наконец, ее память заработала, как надо. Она вспомнила, кто щеголял в этом сокровище. Люда Шнырь! Итак, кажется, это первая улика в деле…

В Таниной сумке рассыпался шопеновскими руладами мобильный телефон. Это был Ник. Накал его исчезновения остыл, затмился воображаемыми картинами, живописующими кровавые преступления вездесущей Люды. «Однако в этой истории сплошь неприятные действующие лица — что жертва, что палач», — заметил Давид. По молодости он был скор на расправу — уже и палача нашел. А Ник… он все равно ничего не объяснит, он не любит говорить по телефону. Все только при встрече.

— Так они взяли рукопись?

— Ну… ты же знаешь, что и с договором могут протянуть годы. Лучше не загадывать.

— Я понимаю… конечно. А все-таки интересно, рассказы взяли. Особенно тот, про папу римского…

— Он не про папу римского, — потеплел, усмехнулся Ник. — Там только вступление… а почему ты спрашиваешь?

— Потому что это очень хороший рассказ. Мой любимый.

Она знала, что такое необратимость. Люди обычно пренебрегают этим знанием, а зря. Но Лена Царева с некоторых пор не пренебрегала. Необратимость — это когда ты знакомишься с приятным человеком. Он весел, дружелюбен, у него хорошая машина. Он всегда готов помочь твоим друзьям, у него, в отличие от многих, всегда найдется время. Этот мужчина сразу становится любимчиком компании. Отныне тебя зовут в гости только с ним. О нем спрашивают. Ему передают приветы. И даже не составляют себе труда задуматься, почему он такой милый с ними, с едва знакомцами, с чужаками… Разве что кто-нибудь особенно въедливый начинает искать подвох, но оставляет это при себе. Словом, идиллия. Но ты, глупая женщина, медленно, но верно понимаешь, в чем дело. Только долго не хочешь себе в том признаться.

А причина кроется в тайном пороке. В глубинной детской травме, которую он пытается залечить алкоголем. Как известно, алкоголь — лекарство гомеопатическое и в больших дозах рождает чудовищ. И вот с тобой рядом поселяется обаятельное и обходительное чудовище, которое любят твои друзья. И которое каждый день отгрызает от тебя по кусочку. Но удивительным образом его действия узаконены общественным одобрением. Тебе будет очень трудно пожаловаться на любимое чудовище. Тебе будет некому поплакать. Пока… оно само не покинет тебя. Пока ты не приползешь в слезах, в которых будут смешаны два отчаяния, две боли, два потрясения — от того, что Он был с тобой, и от того, что ушел…