Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я уже и сама как-то поняла, что занят. Тем не менее не позволю какой-то Альбине помешать нашему ужину. И разрушить тот хрупкий мир, что воцарился между мной и Фиаром.
Распахивая двери, я поняла, что подрастеряла первоначальный пыл, но все же была полна готовности узнать, кто оказался способен довести садовника до белого каления, а Фиара так быстро забыть обо мне.
Я чувствовала, куда идти, по нагреванию риолина на груди, который, как я уже поняла, нагревается почему-то в присутствии Зверя, а охлаждается, когда мне грозит опасность. Таким образом я проследовала по коридору, прошла через анфиладу комнат и остановилась перед запертой дверью, из-за которой раздавались голоса. Один из них, несомненно, принадлежит Фиару, второй… женский…
Осторожно, одним касанием пальцев, приоткрыла дверь. Ничего не изменилось. Только сдавленные рыдания стали еще слышней.
— Прости меня, прости, прости, прости, — рыдала женщина. — Меня заставили. О, если бы ты знал, что они делали со мной… Но я сбежала… Ради тебя я сбежала… Любимый! Сможешь ли ты простить меня?
Я приоткрыла дверь чуть больше. Теперь кабинет (а судя по обилию книг, письменному столу со стопкой бумаги и перьями, это был именно кабинет) обозревался наполовину. Но мне хватило и этого.
Меня не заметили, так как Фиар стоял к дверям спиной, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. А его посетительнице было вовсе не до того, чтобы следить за скрипом двери. Хотя бы потому, что она стояла на коленях перед Зверем и, вцепившись обеими руками в полу удлиненного камзола, слезно молила о чем-то.
Я затаила дыхание.
То, что подслушивать — дурной тон, меня мало волновало в этот момент.
Потому что я узнала голос незнакомки.
Именно его я слышала за живой изгородью в саду.
Именно она передала мне письмо от мамы.
Которое заманило меня в ловушку.
Она была красива. Пожалуй, очень красива. Смуглая кожа, каскад каштановых кудрей, огромные голубые глаза, пухлые искусанные губы. Голос низкий, грудной, про такой принято говорить — обволакивающий.
Пользуясь тем, что меня никто не заметил, я вся обратилась в слух. И зрение.
— Прости меня, Фиар, — плакала женщина. — Я знаю, ты сможешь… Ты сильный! Ты благородный.
Зверь хранил молчание.
Очевидно, подбодренная тем, что ей не отвечают, женщина продолжила:
— Я не буду оправдываться, искать причины… Я оступилась. Я виновата. Да, меня заставили, да, ты не представляешь, через что мне пришлось пройти… Но я виновата, виновата перед тобой…
— Зачем ты пришла, Альбина? — раздался низкий голос Фиара. Отстраненный, безэмоциональный. И мне послышалось, что за этой отстраненностью как будто скрывается что-то… боль? — Прошло много лет.
— Да, прошло много лет! — с жаром поддержала женщина. — Но время, увы, не властно над моими чувствами к тебе! Прости меня, если сможешь…
— А если не смогу? — спросил волк. И в голосе его послышалась угроза. Очевидно, послышалась не только мне, потому что женщина заговорила быстрее, словно опасалась, что перебьют, оборвут на полуслове, а может, и не только этого.
— Но ведь… Ты снова… ты, — выдохнула она. — А я оступилась так давно…
— Чего ты хочешь, Альбина? — спросил Зверь, отводя от себя ее руки и делая шаг назад.
Ничуть не смущаясь, женщина двинулась за ним. На коленях.
Зверь стоял спиной, но каким-то образом я знала, что сейчас он брезгливо скривился.
— Я хочу вернуть все как было, — выдохнула женщина и снова предприняла попытку схватиться за одежду Фиара. Ей этого не позволили.
— Ты здесь, потому что знаешь, волк никогда не поднимет лапу на самку, — задумчиво проговорил Зверь. — Но я не поручусь за Аделу. И остальных. Уходи, откуда пришла, Альбина.
— Нет, пожалуйста, — зарыдала женщина, — не выгоняй меня, Фиар!
Отчего-то имя Зверя в ее устах отдалось болезненным спазмом у меня в груди.
— Рядом с тобой мне ничего не страшно. Пожалуйста, дай мне хотя бы один шанс! Всего шанс, Фиар…
Зверь снова брезгливо отвел от себя ее руки.
— Какой шанс, Альбина, — устало сказал он. — Я женат.
— Я слышала, — тихо проговорила женщина. — Это большое горе, Фиар.
Я нахмурилась. Пусть, Зверь назвал меня женой… Пусть я не признаю и не собираюсь признавать обычаи свободного народа, но его победа в брачном поединке позволяет ему считать меня женой. Но почему женщина считает женитьбу на мне большим горем?
Вдруг Фиар обернулся и встретился со мной взглядом. Я закусила губу и отчаянно покраснела, сообразив, что он знал о том, что стою здесь, подслушиваю и подсматриваю с самого начала.
Зверь сделал приглашающий жест.
— Войди, Эя, — приказал он.
Я не посмела ослушаться.
На негнущихся ногах зашла в комнату и приблизилась к Фиару.
Увидев меня, женщина отпрянула. Сначала в глазах ее отразился страх, даже ужас, потом они полыхнули злобой. Она бросила затравленный взгляд на Фиара, а потом отчего-то выдохнула с видимым облегчением.
— Это… это, — забормотала она, снова переводя взгляд на меня, — но она же… Ее здесь быть не должно!
— И тем не менее она здесь, — спокойно сказал Зверь. — И если бы ее не было, это ничего бы не изменило.
— Но как же, — женщина переводила недоуменный взгляд с меня на Фиара, — как же мы?!
Зверь пожал плечами, словно не понимал, о чем она говорит.
— Ты забыла, что волк — символ чистоты, Альбина, — сухо сказал он и добавил с нажимом: — Он не подбирает падаль.
Глаза женщины полыхнули гневом. Красивое лицо исказилось от ярости. Наградив меня напоследок уничтожающим взглядом, она обошла меня и выбежала из кабинета, хлопнув дверью.
Какое-то время волк стоял и смотрел перед собой невидящим взглядом. А затем тяжело опустился в кресло у камина. Взгляд волка был пустым. И видеть его каким-то потерянным, словно опустошенным, рядом с пустым проемом камина, было как-то неправильно. Что-то внутри меня дрогнуло.
Не вполне понимая, что делаю, я опустилась рядом. Второго кресла поблизости не оказалось, и поэтому я встала на колени на белую шкуру у камина. Наши головы оказались почти на одном уровне.
Я протянула руку и положила ладонь на руку Зверя.
— Расскажи о ней, — попросила я.
Волк замер от моего прикосновения, словно боялся спугнуть. Я не убрала руку, а Фиар заговорил.
— Волк никогда не поднимет лапу на самку, — сказал он. — Даже на такую гиену, как она.
— Гиену? — удивилась я.