Часть первая.

«Мисс сочувствие»

Знаете, в чём самая главная ошибка человечества?

В том, что хороший человек наивно полагает, что у него будет хорошая жизнь. Этакая формула справедливости. А плохой растворяется в иллюзии, что он особенный, так как плывет против общественной морали и общепринятых правил. Социальные бунтари, которым всегда везёт.

Но судьбу не обманешь. Как в том анекдоте, где два поезда ехали на встречу, друг другу, по одному пути, но разминулись. А почему? Не судьба. Судьба сильнее хороших и плохих. Судьба вне законов, вне религии и вне логики. Судьбе всё равно на ваши эмоции, страдания, желания и поступки. Судьба подчиняется только двум законам: это рождение и смерть.

А счастье приходит только туда, где его ждут с широкой и неподдельной улыбкой с полотенцем в руках, на котором уже полёживает золотистый каравай и солонка.

Но я не ждал. Я сидел в офисном кресле директора научно-медицинской лаборатории, бесполезно щелкал письменной ручкой и обдумывал, как лучше продать горы складского парацетамола, пока его не сожрали жирные складские крысы.

И не придумал ничего лучше, кроме как раздать его за бесценок ближайшей фармацевтической компании, представителя которой, я и пригласил на аудиенцию. Представителем оказалась миленькая такая, хрупкая, но шустрая светленькая девушка.

Природа её очень возлюбила. Тут и фигура как будто её краснодеревщики месяцами вытачивали, и зелёные глазки, игриво переливались под лучами солнечного света, поглощая фотосинтезом все органическое целое, в бесконечном пространственном радиусе, производя при этом любовные флюиды, которых бы хватило для захвата вселенского разума. И милые щечки-ямочки, прожигающие пикантностью и словно возводящие алые чувственные губы своей чудной, фактурной обладательницы, в интригующие кавычки, обосабливая и подчеркивая самое желанное и проникновенное во всех любовных романах место, природным маркером. Всё в ней жило, цвело и восхищало.

И пока она садилась передо мной на стул за стол переговоров, а я над головой считал количество сердечек, в амурном хороводе, появилось что-то очень странное.

Взгляды. Это то, что учатся понимать и прочитывать с раннего детства маленькие дети, а потом и взрослые, открывая новые пределы невербального общения. По взгляду мамы понятно, что она не даст больше печеньку или сейчас будет бо-бо. По взгляду любимой девушки ясно, что она не в лучшем настроении и к ней лучше не подходить, чтобы на собственном затылке вдруг не открылась дверь, для торжественного выноса мозга. По взгляду прохожего можно прочесть, что у тебя крошки на губах или пятно на штанине. А ещё бывают такие взгляды, после которых становится очевидно, что декольте на блузке слишком большое, а юбка все же маловата. Так вот ни один из этих многочисленных взглядов моих коллег, на эту юную и миловидную особу, не подходил.

Это была проникновенная жалость. Серьезно, жалость к человеку, которая слепила вокруг своей красотой, словно пролетающий метеорит в ночном небе, так вообще бывает?

Они шептались, тыкали пальцем за её спиной и провожали печальными глазами любой её жест или движение тела. На каждый её легкий вздох – следовало два тяжелых, со стороны. Люди переглядывались, звонили друг другу и горячо обсуждали неизвестный мне факт, прикрывая рот ладошкой, чтобы никто вдруг не услышал сокровенной тайны, которая тиражировалась из уст в уста, со скоростью печати желтой прессы.

Сама же девушка сидела скромно и чинно. Руки сложила перед собой, спину держала ровно, вела себя спокойно и уверенно.

Быть может она бывшая порноактриса? Наркодиллер? Жена крупного мафиози? – мелькали у меня шальные мысли.

– Ну? Долго будем сидеть? – спросила она, вернув меня из облака фантазий в суровую реальность.

– Ах, да простите, – ответил я. – Вы фармацевт, Елена?

– Да.

– Так-так и нам нужно подписать договор, о передаче складских препаратов, – сказал я, рассматривая документ, пока мои коллеги резко прекратили всеобщий галдеж и начали подогревать температуру в офисном помещении, своими ушами.

– Да, я здесь для этого.

– Хорошо, тогда поставьте здесь свою подпись и коробки ваши, наш кладовщик… Хотя, знаете, давайте я вам сам покажу, где они находятся.

– Очень любезно с вашей стороны, – ответила Елена мягким голоском.

Она встала и самостоятельно пошла в нужную сторону, под пожирающими взглядами моих сотрудников, из глаз которых непрерывно шли невербальные сообщения о хмурой печали, тяжелом горе и мнимом сопереживании в её адрес. Я сделал вывод, что она далеко не первый раз приезжает к нам. Мы спустились вниз по лестнице. От неё приятно пахло каким-то пряным ароматом. Я пошерудил ключом в замке и открыл двери складской лаборатории. Показав ей нужные коробки, для сверки серийных номеров, я немного подождал, пока она всё перепишет, и мы пошли на выход, где её ждал водитель.

Перед тем, как она села в автомобиль, я спросил её:

– Елена, я, наверное, должен извиниться.

– За что? – глаза её так и вспыхнули.

– За своих коллег, мне показалось, что они вели себя не совсем корректно, по отношению к вам.

Некоторое время она безмолвно смотрела на меня, а потом произнесла:

– Вам показалось, – ответила Елена и села в автомобиль.

Я проводил взглядом уезжающую боль, неизвестного мне вида, и помчал наверх выяснять причину коллективного психоза. Во всех организациях есть центральный слуховой аппарат, который знает всё и про всех, даже то, что они сами ещё о себе не знают.

У нас эту негласную роль, исполняла кассир – Зоя Ивановна, которой уже было давно за отметку пенсионного возраста. Но объем её знаний, в виде тайн, секретов, и типов взаимосвязей в социальных группах, не позволял так просто взять, и отправить на заслуженный покой столь ценного сотрудника, по причине боязни непроизвольной утечки информации, прямо в уши завистливым недругам.

Знаниями о том, кто кому недруг, а кто друг, Зоя Ивановна так же профессионально владела, и строго блюла корпоративную тайну, искусно лавируя между огнём и океаном.

Я поднялся к нашему бесценному кассиру и молчаливо уставился вопрошающим взглядом, она, как обычно, всё прекрасно поняла без слов:

– Ой, Дмитрий Николаевич, вы же не знаете… – всплеснув руками начала вещать кассирша.

– Не знаю, – согласился я.

– Девочка-то эта, какая бедненькая, ой, как же ей тяжело…

– Да ну? – с иронией ответил я.

– Дмитрий Николаевич, – перешла на шёпот Зоя Ивановна, – я вам как старая бабка советик дам! Вы холостой, молодой, без деток, не вздумайте за ней ухаживать, это чревато! Она девчонка красивая, видная, но она…

– Проститутка? – попробовал, я было угадать, не изменяясь в лице.

– Нет, нет, что вы, – замахала руками Зоя Ивановна, – тут всё гораздо хуже!

– Трансгендер? –