– Благодарю вас, друзья мои! – сказала она. – Вы прекрасно справились с работой, которую я вам доверила под руководством маркиза Риварди, и теперь вы можете сами судить о результатах. Они вас удивляют! Вы думаете, что здесь замешана чёрная магия? Нет! Если только вся современная наука – не чёрная магия, порождённая теми злыми духами, которые, как учит нас легенда, восстали и сошли с небес и стали жить с человеческими дочерьми! От этих удивительных любовников появилась раса гигантов; в символическом смысле я полагаю, что народились учёные, в которых смешались активные элементы добра и зла. Вы выстроили этот мой корабль по чертежам, которых доныне никто ещё не воплощал в реальность; вы подарили ему крылья, будто птице. Короче, мы наполнили механизм составом, или веществом самой Жизни! Это единственный ответ, какой я могу дать на ваши вопросительные взгляды! И этого будет достаточно!

– Но мадам! – рискнул Гаспар. – Что же это за состав, или вещество самой Жизни?

Наступила неожиданная тишина. Все головы мужчин наклонились в страстном желании услышать ответ. Моргана странно улыбнулась.

– Это, – сказал она, – моя тайна!

– Значит, вы достигли своей цели, и какая же от этого польза? – сказал дон Алоизус.

Священник медленно шагал вверх-вниз по старой, полуразрушенной аркаде древнего полуразваленного монастыря, и позади его статной чёрной фигуры двигалась маленькая эфирная тень Морганы, одетая в летние одежды белоснежного цвета, с непокрытой головой под палящим сицилийским солнцем, которое прорывалось похожими на острые мечи лучами сквозь арки прохода и просачивалось через густую листву деревьев, которые свисали невозмутимыми вьющимися пучками с каждой осыпавшейся серой каменной колонны.

– Какая польза? – повторил он, остановив спокойный, серьёзный взгляд на маленькой женщине. – Представьте, что ваше изобретение превосходит все известные доселе возможности; представьте, что ваш корабль неуязвим и опережает по скорости и безопасности все когда-либо известные виды транспорта; представьте, что он способен подняться на невообразимую высоту, – но что же дальше? Вообразите даже, что вы зажгли бы новую звезду – новый мир, но что от этого толку? Какое умиротворение вы этим снискали? Что дальше?

Моргана резко остановилась около него.

– Я работала не ради мира или счастья, – сказала она, и в её голосе прозвучала дрожь печали, – потому что, по-моему, не существует ни мира, ни счастья. Из всего, что мы видим и из того малого, что мы познали, я делаю вывод, что Творец вселенной не планировал создавать нас счастливыми или умиротворёнными. Вся Природа находится в борьбе с самой собой, неотступно работая ради достижения того, чего едва ли возможно достичь, кажется, что всё на свете преследует страх и печаль. И всё-таки мне представляется, что есть средства для избежания большинства зол, если мы не будем слишком невежественны и глупы, чтобы препятствовать научному прорыву на грани его открытия. Моё применение данного вещества, науке уже известного, но едва ли понятого, – это попытка разрешить проблему скорости движения в воздухе при помощи света и температуры – свет и тепло есть главные источники жизни. Использование энергии, непрерывно вырабатываемой светом и теплом, представляется мне возможностью поддерживать и контролировать равномерное постоянное движение. И я надеюсь, что в этом преуспела; для реализации моей разработки я использовала деньги, которыми не располагает большинство учёных, богатство, которое мой отец безраздельно завещал мне, но, полети я на своём корабле хоть на самые далёкие звёзды Млечного Пути, я не нашла бы там ни мира, ни счастья!

– Почему?

В простом вопросе священника прозвучала нотка нежной жалости. Моргана взглянула на него с небольшой улыбкой, но глаза её были полны слёз.

– Дорогой дон Алоизус, как я могу вам ответить? Никто на самом деле не счастлив, и я не могу ожидать, что приобрету то, что недоступно всему миру!

Алоизус снова зашагал из стороны в сторону, и она тихо последовала за ним.

– Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое счастье? – спросил он затем. – Вы ощущали его хоть на краткий миг?

– Да, – отвечала она быстро. – Но лишь на краткое время и так редко!

– Бедное богатое дитя! – сказал он добродушно. – Расскажите мне об этих кратких мгновениях! Нельзя ли их повторить? Давайте присядем здесь, – и он двинулся к каменной скамье напротив древнего и уже бесполезного колодца посреди монастырского двора, колодца, вокруг которого тёмно-красные цветы обвились прекрасной аркой расцветов. – Каковым было первое мгновение счастья?

Он присел, и солнце заиграло ослепительным блеском на серебряном распятии у него на груди, придавая ему сияние великой драгоценности. Моргана устроилась рядом с ним.

– Первый раз! – сказал он игриво. – Что же это был за первый опыт счастья дамы? Когда она играла со своими куклами?

– Нет, о нет! – воскликнула Моргана с неожиданной страстью. – Это никогда не доставляло мне счастья! Я ненавидела кукол! Отвратительные маленькие создания!

Дон Алоизус приподнял брови от удивления.

– Ужасные маленькие изваяния из дерева, воска и опилок! – продолжала Моргана настойчиво. – С огромными бусинами глаз, или с глазами, сделанными в виде бусин, и красными щеками, и красными губами с глупой улыбкой на них! Конечно, их изготавливают для маленьких девочек, чтобы стимулировать их «материнский инстинкт», как его называют, чтобы заставить их думать о детях! Но у меня никогда не было никакого «материнского инстинкта»! И настоящие маленькие дети всегда казались мне столь же непривлекательными, сколь и их имитация!

– Дорогое дитя, ты и сама была когда-то ребёнком! – сказал Алоизус мягко.

Тень пробежала по её лицу.

– Думаете, была? – спросила она задумчиво. – Не могу этого вообразить! Думаю, я должна была быть, но я никогда не помнила своего детства. Не было детей, которые бы со мной играли, мой отец всегда во всех детях подозревал опасную болезнь и боялся, чтобы я от них не заразилась физически или психически, повторяя за ними. Я вечно была одна, но всё же не одинока! – Она помолчала немного, и её глаза потемнели от задумчивости. – Нет, никогда не одинока! И самое первое счастье я вспоминаю, когда увидела впервые солнечный луч изнутри!

Дон Алоизус устремил на неё свой взгляд, но ничего не сказал. Она рассмеялась.

– Дорогой отец Алоизус, какой же вы мудрый священник! Вы не вымолвили ни слова! Будь вы глупцом, каковых сейчас море, то вы бы повторили мои слова с видом недоверчивого презрения и уставились бы на меня с глупым взглядом! Но вы не глупец – вы инстинктивно точно понимаете, что я имела в виду, и это настоящее чудо! Я была ещё молода и сказала известному профессору одного американского колледжа о том, что видела, и он был так поражён и смущён моим описанием лучей, на составление которого ушли годы у величайших учёных мира, что стал умолять меня позволить осмотреть мои глаза! Он полагал, что это в них кроется некая тайна. Фактически, так и есть! И после осмотра он выглядел ещё более озадаченным. Он пробормотал нечто об «исключительно остром зрительном восприятии», но честно признал, что одна только эта способность не объясняет всего. Каким-то образом я видела весь спектр в одном луче – цветов было семь. Луч представлял собой октаву цветов. Я была почти ребёнком, когда это счастье – совершенное счастье! – посетило меня, и я почувствовала, будто мне открылось окно в рай!