— Аврора приехала вместе со Студневым?

— Нет, она приехала с Анфисой. Причем опоздали, мы их ждали. Студнев приехал один, на машине. Он всегда сам за рулем, без шофера.

— И что было дальше?

— Ничего. Я же вам сказала: это был обычный дружеский ужин. Нормальная тусовка.

— Вы сказали: ваш шеф-повар готовил блюда. А кто составлял это меню, кто блюда заказывал — Аврора?

— Нет, она в этом мало что понимает. Она полностью полагалась на нас — на меня и Полякова, — сказала Потехина, — и потом, она почти ничего не ест. То ей нельзя, другое, такая капризная. Фигуру бережет. Ну, ей, конечно, надо, статус обязывает. Долину вон по телевизору показывают, она все какие-то «Супер-шесть» глотает… Но это же химия! И потом — возраст… Аврора тоже об этом уже задумываться начала, все на диетах каких-то сидит.

— Блюда, которые заказывают ваши клиенты, ну, то, что не съедается, остается на тарелках. Куда это потом девается? — перебил Никита ее сентенции.

— То есть как куда? В отходы, конечно. — Потехина опешила. — Это же объедки!

— У вас там что — мусорные контейнеры, мешки с отходами, что именно?

— Если точно — мусоропровод. Мы же фактически в жилом доме находимся, под нами подвал.

— А вывоз мусора у вас как налажен? — спросил Колосов.

Потехина даже растерялась.

— Как ив других ресторанах. Мы оплачиваем вывоз мусора. Каждую субботу приезжает машина, мусорщики забирают контейнер. Все вывозят. Только я не пойму, извините за прямоту, почему вы об этом так настойчиво спрашиваете?

— Потому, Марья Захаровна, что у нас веские основания полагать, что Студнев… Одним словом, мы уверены, что его смерть и пища, которую он ел тут, у вас за ужином, связаны напрямую.

— То есть как связаны? — Потехина всполошилась. — Что вы хотите этим сказать?

— То, что сказал, — ответил Никита, наблюдая за ее реакцией. — А теперь я бы хотел поговорить с вашим персоналом. С теми, кто работал в тот день и обслуживал клиентов. Воробьева ждет, начну с нее.

— Пойдемте, я провожу вас. У нас рядом с кухней официантская оборудована. Я вашими словами с толку сбита, мне вдруг так тревожно сделалось, — Потехина снизу заглянула в глаза Колосова. — Что происходит?

Но Никита не ответил. Он сделал это намеренно. Пусть поволнуется мадам. А мы за ее реакцией понаблюдаем.

Официантская оказалась небольшой комнатой без окон, зато с телевизором, кожаным диваном и креслами, со шкафчиками для униформы и верхней одежды. Воробьева сидела в одиночестве, курила, смотрела телевизор. Шли новости.

— Ну, не стану вам мешать, — сказала Потехина и оставила их.

Колосов разглядывал Воробьеву: лет двадцати семи, длинноногая яркая блондинка с великолепной гибкой спортивной фигурой. Он мысленно сравнил ее с Авророй. Пожалуй, официантка была покрасивее, помоложе. Никите представилось, как она лавирует в зале между столиками, грациозно качая бедрами. «Ресторан-то марокканский, — подумал он. — Стилизуется небось тут под тысячу и одну ночь вовсю. Может, и эта девочка Леночка тут клиентов в шальварах и чадре без лифчика обслуживает и при этом танец живота исполняет. Нет, сюда надо в следующий раз вечерком заглянуть, да попозже…»

— Елена… вас как по отчеству? — спросил он, усаживаясь на кожаный диван.

— Викторовна, — холодно ответила Воробьева, гася сигарету в пепельнице.

— Елена Викторовна, вы работали в пятницу вечером?

— Да, была как раз моя смена.

— Что это был за вечер?

— Легкий. — Воробьева неожиданно улыбнулась — вежливо и равнодушно. — Сейчас вообще клиентов мало. Москва пуста — август, все в отпусках, и потом эта ужасная гарь, смог. Аппетита ни у кого, наверное, нет. У нас тут сразу четверо официантов в отпуске. Если так и дальше пойдет, хозяйке их уволить придется. Ну, а в пятницу нас сняли. Была закрытая вечеринка. Приезжали друзья хозяйки.

— Вы одна обслуживали Их стол?

— Нет, я только помогала! — Воробьева снова вежливо улыбнулась. Зубы у нее были белые, ровные. — У стола все время был наш шеф-повар и второй повар. В меню стояло мешуи — это ягненок на вертеле. Блюдо готовится на глазах у клиентов. Поэтому работало сразу два повара. Это дань уважения гостям. — Воробьева снова механически, заученно улыбнулась Колосову, как, наверное, улыбалась всем клиентам. — Я следила за сервировкой.

— Вы знали этих людей, да?

— Конечно! Кто не знает Аврору? И остальные все тоже наши завсегдатаи — Мохов, он от нас не вылазит, у него с хозяйкой дела, Анфиса — она три раза в неделю у нас обязательно завтракает и обедает.

Никита отметил: официантка не называла фамилий Студнева и Симонова.

— А вы все время находились в зале? Или куда-нибудь отлучались? — спросил он.

— Нет, я все время находилась в зале, обслуживала гостей.

— Как долго длился этот ужин?

— Ну, сервировали мы к половине восьмого, гости начали съезжаться к восьми. Ужинали. Около половины первого начали разъезжаться.

— Ресторан до какого часа работает?

— Как раз до половины второго. Мы официально в два закрываемся.

— Ну и что же гости, как они себя в тот вечер вели? Пили много?

— А кто сейчас мало пьет? — Воробьева озарила Никиту ледяной улыбкой.

— Ну, у вас тут вроде сплошное Марокко. А им Аллах запрещает.

— Но мы же не они, — ответила Воробьева. — Ресторан не рентабелен без алкогольных напитков. Это вон нашего Льва Львовича Сайко судорога корежит, когда его кус-кус клиенты вином запивают.

— Сайко — это ваш повар?

— Да. Второй повар. Он у нас вообще страх какой правоверный.

Воробьева сказала это с насмешкой. Но Никита в тот момент на ее слова не обратил никакого внимания.

— Значит, гости пили, веселились, — сказал он, — танцевали?

— Скажете тоже, кому там танцевать? Аврора танцы ненавидит. Говорит: на концерте с кордебалетом так наломается, все мышцы болят. Хозяйка наша не танцует. Анфиса тяжела на подъем. И рада бы, да не дано.

Колосов и на это язвительное замечание не отреагировал. И зря.

— Вы ничего странного не заметили в тот вечер, Елена Викторовна? — спросил он.

— Я? Странного? Нет, ничего. Такой вечер был хороший, легкий для работы. Клиентов мало — красота. Одно удовольствие работать.

— А они, гости, что, вот как сели за стол в восемь, так и сидели до половины первого, не вставая?

— Нет, ну почему? Мужчины в бар уходили, возвращались, курили. Кто-то выходил — ну, там, в туалет. Ну, я не знаю, я не следила.

— Студнев Максим, — сказал Колосов, — он здесь у вас раньше бывал?