Есть время для подачи и время для ответа. Время, чтобы позволить мячу вылететь и время его отбивать. Иногда ударом с лету. Иногда боковым ударом. Иногда с большей силой, иногда с меньшей. Иногда возле сетки, иногда в центре корта. Приходит время тебе поздравить противника. Время с ним поговорить. Время оставить его в покое.

Научись правильно бросать мяч.

Так и в жизни.

Если хочешь выйти в финал.

При посадке в самолет я прошел мимо него, даже не заметив. Я увидел его чуть позже, когда он повернул голову назад и вбок, чтобы посмотреть, как дела у его мальчиков. При этом он наполовину высунулся в проход, чтобы придвинуться к ним поближе. Мне показалось, что это чересчур, но это было трогательно.

Явно иностранец, около сорока лет, в классической футболке поло с приподнятым воротничком в американском стиле, волосы с проседью, очки в тонкой костяной оправе. Глаза его были полны естественного очарования. В них светились любовь и теплота. Столько теплоты, сколько было нужно его детям – ни больше ни меньше, словно она была отрегулирована на нужную температуру. Взгляд его был нежным, как ласка. Каждый раз, обращаясь к сыновьям, он словно не смотрел на них, а поглаживал, с заботой, с самоотдачей, но главное – с уважением.

Дело было не в том, что он хотел проверить, что они делают, или проконтролировать их. Он с интересом оборачивался и внимательно их слушал, не доставляя беспокойства, не нарушая их жизненное пространство. Сыновья спрашивали у него разные вещи, как обращаются к наставнику или к тому, кого очень уважают. Он их слушал внимательно, не прерывая и не торопясь с ответом. Когда он затруднялся ответить, он не скрывал этого, опускал взгляд, чтобы подумать. Я рассматривал его как можно более деликатно. Суперпапа меня покорил.

В какой-то момент он встал и прошел мимо меня. От него вкусно пахло. В нем чувствовались стиль и очарование. Он прошел назад, но сначала склонился над мальчиками, чтобы посмотреть, чем они заняты. Уходя, он погладил их и потрепал за волосы. Он сделал это деликатно, ненавязчиво.

Во время обеда вся семья заказала вегетарианское меню. Стюардесса принесла его. Опять же, сначала папа позаботился о том, чтобы начали есть мальчики, спросил у них, не нужно ли им чего-нибудь, как поступают с высоким гостем, приглашенным в дом. Один из мальчишек вскоре обнаружил, что в меню для остальных были макароны. Он спросил папу, можно ли ему тоже. Папа тактично передал вопрос стюардессе. В тот момент, когда он спрашивал об этом, глаза его улыбались. Та ему вежливо ответила, что должна будет проверить, останется ли лишняя порция. Папа в свою очередь объяснил это мальчику. Малыш все это время сидел как на иголках. Когда стюардесса дошла до конца салона, суперпапа пошел, чтобы тактично ей об этом напомнить. Лишней порции не осталось.

Он вернулся назад, склонился над сыном и объяснил, как будто объяснял что-то важному клиенту из первого класса. В конце он поцеловал его, прикрыв от нежности глаза и придерживая другой рукой его голову.

Он не был обычным папой. У него был словно какой-то невидимый магнит, притягивавший его детей. У него были волшебные прикосновение и взгляд. Даже когда он к ним не прикасался или не смотрел на них, можно было поклясться, что он облек их в невидимую непроницаемую мантию. В компьютерных играх мы называли это «защитой». Она делала героя непобедимым.

Я нечасто вижу таких отцов. Я пришел к выводу, что мы сами несем ответственность за это. Порой мы не осознаем, насколько велика наша роль.

Часто мы относимся к ним не как к равным, а с позиции старших, что больше подошло бы в армии. Мы кричим на них и не слушаем. Мы можем находиться рядом, но отсутствовать, быть в своих мыслях и своих телефонах.

Это великое дело – быть папой. И в тот день в самолете мне напомнил об этом суперпапа.

С приподнятым воротничком и прекрасными теплыми глазами.

Я выхватил его краем глаза, когда повернул на автомобиле из-за угла. Он сидел на тротуаре у завода, полный, уставший и грязный после работы. Если бы он был мобильным телефоном, то уровень его заряда был бы на нуле. Я был в машине один и ждал, что он мне сделает знак, чтобы я его подвез. Я почти всегда подвожу таких людей. Им всегда есть что рассказать: какую-нибудь историю, какой-нибудь случай, какую-нибудь шутку. Я всегда становлюсь лучше.

В последний момент он поднялся. Махнул мне из последних сил. Я остановился. «Куда вы едете?» Между нами говоря, дорога-то там была всего одна, внизу лежал весь Аморгос[10]. «В Камари», – отвечает он. Садится. Ему сложно поместиться на сиденье. Он более полный, чем я предполагал, и более уставший. У него нет настроения болтать, да и откуда ему взяться у человека, простоявшего на ногах восемь утомительных рабочих часов. Молчание нарушает сигнал системы безопасности. «Вам нужно пристегнуться», – говорю я ему. Он не отвечает. Сигнал становится все сильнее. Недоумение. После пары минут звук прекращается.

– Вы отсюда?

– Да.

– В Камари живете?

– Да.

– И есть зимой жизнь на острове?

Вот здесь что-то можно выловить.

Он поделился со мной рассказом о 1500 жителях, о школе, которая есть в Хоре, об автобусе, который возит детей, о заводе, где он работает. У него на лице даже промелькнула улыбка.

Открывай дверь, чтобы люди заходили внутрь, и не только дверь своей машины. Объединяйся. Это единение и делает тебя человеком. Смотри, как расцветает улыбка на лице ближнего, особенного незнакомого, как будто рассветает во всей Вселенной, и наполняется разными цветами горизонт, как и твое сердце.

Ученые сейчас уже признают значение доброты. Той, что раньше мы называли добрыми делами. Позаботься о ближнем.

Подними брошенную бутылку. Устраивай родным приятные сюрпризы. Говори добрые слова незнакомцу. Помогай тому, кому это нужно.

От всего этого выделяется дофамин – гормон красоты, радости и вдохновения. Ты чувствуешь себя внутри просто превосходно, как будто ты сейчас возьмешь и полетишь. Чувствуешь себя единым целым со своим ближним, чувствуешь себя одним целым с самим собой. Все эти вещи неразрывно связаны.

Всю дорогу я с удовольствием слушал этого симпатичного борца за жизнь, рассказывавшего мне про Аморгос. Потом я попрощался с ним, а он приберег на конец самое лучшее:

– Богородица тебе в помощь, мальчик мой, – произнес он и вышел из машины.