Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты был медведем, когда проглотил крючок?
— Нет. Я был гусем.
Тиинчу изумленно приподнял брови.
— В тебе живет дух не одного, а многих существ?
Уджурак кивнул.
— Но чаще всего я медведь. Но уже успел побывать и гусем, и орлом, и оленем…
— Значит, ты оборотень? — перебил целитель.
Он, не отрываясь, смотрел в лицо Уджураку, и в его темных глазах светилось что-то, похожее на восторг или даже на странную надежду.
— Я… Ну, наверное, — пробормотал Уджурак, склоняя голову набок. — А ты? Тот заяц в пещере — это ведь был ты, да?
Тиинчу кивнул.
— У тебя много обличий, а у меня только два: мужчины, как сейчас, и зайца-беляка. Большую часть времени я мужчина, но во сне становлюсь зайцем и узнаю то, о чем никогда бы не узнал, оставаясь мужчиной.
Уджурак вспомнил ощущение покоя, исходившее от этого стойбища плосколицых, и безотчетную уверенность в том, что здесь на них не будут охотиться.
— Все плосколицые умеют превращаться в каких-то зверей?
— Плосколицые? — улыбнулся целитель. — Хм, хорошее слово, очень точное. Нет, маленький медведь. Я здесь единственный плосколицый, обладающий духом животного.
Он нагнулся, внимательно всматриваясь в лицо Уджурака.
— Зачем ты пришел сюда? — спросил он.
Уджурак не сразу нашелся, что ответить. Честно говоря, он и сам не знал, зачем…
— Я… иногда я слышу голоса, — пробормотал он.
Уджурак не решился признаться Тиинчу в том, что этот голос принадлежал Силалюк — даже такой мудрый целитель вряд ли поверит в то, что могучая небесная медведица разговаривает с каким-то медвежонком гризли!
К счастью, Тиинчу не стал спрашивать его о том, кому принадлежал голос. Он вдруг резко встал, подошел к очагу и плеснул в стоящий на огне горшок какой-то густой, приятно пахнущей жидкости.
— И что тебе говорят эти голоса? — спросил он, снова возвращаясь к постели Уджурака.
— Они говорят… что я… что я должен спасти дикий мир.
Тиинчу громко вздохнул и покачал головой.
— Это трудная задача, — прошептал он.
Он сел, опустил в горшок ложку и стал кормить Уджурака. Жидкость оказалась горячей и приятной, от нее пахло оленями и травами. Тепло разлилось по всему телу Уджурака, и его снова стало клонить в сон. Но он не хотел засыпать, ведь ему тоже нужно было задать несколько вопросов Тиинчу, чтобы побольше узнать о том, куда он попал и кто о нем заботится.
«Может быть, сама Силалюк привела меня сюда?» — подумал он.
— Что это за место? — с трудом прошептал Уджурак, проглотив еще одну ложку.
— Северная деревня, — ответил Тиинчу, поднося новую ложку ко рту Уджурака. — А мы — народ карибу или северных оленей. Нам нравится жить здесь, среди зверей, в Долине карибу. Это место — Последняя великая глушь.
Уджурак почувствовал, как к нему возвращаются силы, и ему становится легче говорить.
— Я уже слышал это название, — сказал он. — Один… кое-кто, кого я встретил в пути, рассказал мне об этом месте.
Зачем говорить Тиинчу о том, что Квопик был медведем?
— Здешние люди, — начал было Тиинчу, но его прервал какой-то громкий назойливый треск, доносившийся снаружи.
Уджурак резко сел, сердце бешено заколотилось у него в груди.
«Что это? Оно громче, чем огнезверь!»
Тиинчу мягко опустил руку ему на плечо, давая понять, что нечего бояться.
— Теперь я ненадолго оставлю тебя, — сказал он, вставая. — Постарайся уснуть.
— Куда ты? — спросил Уджурак.
— Сегодня мы ждем гостей издалека, — ответил целитель. — Кажется, они уже прибыли. Я должен их встретить. — Он сказал это очень мрачно, словно совсем не радовался предстоящей встрече.
— Гости? — переспросил он.
— На свете есть люди, которые уважают наши обычаи, — пояснил Тиинчу. Его черные глаза были задумчивы и невеселы. — Но есть и другие, которые не хотят, чтобы глушь оставалась дикой природой.
— Кто они? — просипел Уджурак.
— Охотники, которые не уважают духов зверей, как это делает мой народ, — ответил Тиинчу. — Люди, которые хотят прорезать глушь дорогами и настроить тут домов. И другие… — он нахмурился. — Те, кто мечтает вырвать из земли сердце ради собственной выгоды.
Уджурак вытаращил глаза. Он не понимал, о чем говорит Тиинчу, но ему стало страшно.
— Не тревожься, — успокоил его целитель. — Пока дыхание не угасло в моей груди, я буду бороться против грядущих перемен, и я не одинок в этой борьбе.
Токло снилось, будто он в лесу. Ветки деревьев смыкались над его головой, а шорох в траве выдавал присутствие дичи. Он низко заворчал и поднялся на задние лапы, чтобы нанести метку на ствол дерева.
«Это моя территория! Лучше не связывайтесь со мной!»
Чернохвостый олень вышел из кустов и остановился прямо перед Токло. Во сне Токло присел, готовясь броситься на него, но почему-то поскользнулся и кубарем покатился по траве. Проснувшись, Токло понял, что лежит под скалой между спавшими Каллик и Лусой, а серый рассвет заливает небо бледным огнем.
Токло сел, широко зевнул и хорошенько почесался.
«Какой дурацкий сон! И приснится же такое!»
Лежавшая рядом с ним Каллик громко вздохнула и открыла глаза. Увидев Токло, она поспешно вскочила.
— Я рада, что ты еще здесь, — прошептала она.
— Пока, — кивнул Токло.
Он знал, что Каллик понимает, какая сила гонит его прочь. Очень скоро ему придется выбрать дорогу гризли и навсегда уйти в лес, но Токло уже понимал, что никогда не сумеет объяснить этого Лусе. Маленькая черная медведица все равно не поверит в то, что у него нет другого выбора.
— Я проголодался, — сказал он. — Давай поохотимся?
Спустившись в долину, он хорошенько принюхался и почти сразу же заметил зайца, щипавшего траву на берегу озера. Каллик тоже увидела дичь — кивнув Токло, она бросилась вперед, огибая зайца по широкой дуге, чтобы выскочить на него с противоположной стороны.
Очутившись в удобном месте, Каллик с устрашающим ревом прыгнула вперед. Заяц вскинул голову, увидел страшную белую медведицу и помчался прочь — прямо в лапы Токло. Молодой гризли убил его одним ударом.
— Чисто сработал! — воскликнула Каллик, подбегая к нему. — Надо будет непременно повторить это еще разок!
Тут ее глаза погрустнели, и Токло понял: белая медведица вспомнила о том, что им уже недолго осталось охотиться вместе.
Он подобрал зайца и понес его к скале, где спала Луса. Когда Токло и Каллик подошли ближе, Луса заворчала, повернулась на другой бок и потерла лапами морду.