— Подозрительный тип! — заключила Клавдия Никитишна. — Точно ваш?

— Точно-точно, — закивала Янка и быстренько перевела тему.

На мэра.

Правда, не слишком удачно. Клавдия Никитишна при его упоминании скривилась, словно лимон откусила. И всецело согласилась, что мэр — упырь, как есть упырь. А нам обеим следует держаться от него подальше! Вот то ли дело Митенька, и мужчина из себя видный, и хозяйственный, и серьезный, и детишек разумеет…

— Э… какой еще Митенька? — не догнала я.

— Так Дмитрий же, сосед наш через дорогу, — разулыбалась Клавдия Никитишна. — Ты ж сегодня с ним в ресторанах-то обедала.

Мне очень захотелось сделать «рука-лицо». Несколько часов прошло, а уже весь Энск в курсе, что кандидат в мэры водил в ресторан приезжую блондинку.

— Вы за него голосовать будете? — быстренько перевела я тему.

— За него, а то ж! Только не станет Митенька мэром. Нынешний мэр с начальником полиции не дадут.

Мы с Янкой переглянулись — и согласились. Этот, упырь бюрократический, точно никого к родной кормушке не подпустит. А вурдалак ментовский, в «Уазик» не влезающий, тем более. Такое пузо прокормить не просто.

На этой не слишком оптимистической ноте мы с Клавдией Никитишной и распрощались до завтра. Ей-то вставать с рассветом, у нее и куры, и огород, и яблони. Зато у нас — клад и пациент.

Который, кстати говоря, с невиннейшим видом дрых. Словно решил отоспаться на год вперед.

— Вот и нам надо. А с утра пораньше — на дело, — постановила Янка, и мы тоже залегли на скрипучую древнюю полуторку. По-сестрински, в обнимку.

До самого утра.

— Кофе… о боже, настоящий кофе-е!.. — разбудил меня Янкин стон.

Стонать, словно перед оргазмом, она начала раньше, чем проснулась, и уж точно раньше, чем открыла глаза.

— Маньячка, — буркнула я, пытаясь как-то так повернуться, чтобы не свалиться с узкой кровати. — Отдай одеяло, я сплю.

— Спи, — покладисто согласилась сестренка, накрыла меня одеялом и бессовестно бодро перелезла через меня и соскочила с кровати. — Спи, Нюсенька, тебе кофе вредно, — проворковала она, судя по звукам, нашаривая тапки.

— Мне полезно! — понимая, что уже безнадежно проснулась, отозвалась я и сбросила одеяло.

А потом принюхалась, не открывая глаз.

И в самом деле, божественный аромат свежесваренного кофе мне не приснился! Но откуда он взялся?..

— Нюська, он удрал!

— Кто удрал? Кофе удрал? — подскочила на постели я.

— Лось наш арабский удрал, — тоном «я так и знала, что все мужики козлы», пояснила Янка.

Только тогда я перевела взгляд на вторую кровать — и пожала плечами. Ну, встал пациент.

— Не кипеши. Встал — не значит удрал.

— Одежду забрал. Всю.

Я снова пожала плечами.

— Ну не голым же ему ходить по чужому дому.

Янка посмотрела на меня недоуменно. Словно я глупость несусветную брякнула.

— Но не в куртке же! И постель заправил!

Ладно. Заправленная постель и меня напрягла. Слегка. Уж скольких пациентов я видела — а из всех добровольно заправлял постель только один. Очень приличный дядечка, интеллигентный и вежливый до невозможности. И оказавшийся маньяком.

— Это еще не диагноз, — упрямо возразила я, надевая лифчик. — Аккуратность очень украшает мужчину.

— То-то Шариков ни разу даже мусор не вынес, — фыркнула Янка.

Парфянскую стрелу я проигнорировала, сделав вид, что всецело увлечена расправлением складочек на платье, вынутом из чемодана. Милое летнее платье в стиле ретро, я его купила на распродаже, мечтая об отпуске с Лешей…

Вот и пригодилось. В отпуске. А что без Леши, оно и к лучшему. Был бы тут Леша, он не пустил бы нас ночью в усадьбу, мы не принесли домой раненого героя арабской наружности, я не поехала за джинсами… И в моей жизни не случилось бы сумасшедшего секса в примерочной… Интересно все же, кто он и что забыл в Энске? Может быть, мы еще пересечемся…

— Ян, как думаешь?.. — начала я, натянув платье и оборачиваясь к сестре.

Ага. Щаз. Янку уже унесло на запах кофе, только шлепки босых ног в сторону кухни и слышались через открытую дверь. И еще уютный звон посуды и басовитое мурлыканье чего-то незнакомого и довольно мелодичного. Кажется, по-английски.

Он даже сушки ест ножом и вилкой!

(О.Арефьева)

Анна

Догоняя Янку, я столкнулась с Клавдией Никитишной, явно только что зашедшей в дом с огорода. В руках она держала литровую банку с малиной и пучок зелени.

— Доброго утра, — поздоровалась я с нашей хозяйкой, пряча за вежливой улыбкой удивление.

Я-то была уверена, что гремит посудой на кухне она! А тут…

— И тебе доброго, Нюся, — кивнула Клавдия Никитишна и сунула мне банку с ягодой, — держи-ка.

Машинально взяв банку, я все же пошла, куда шла — и наткнулась на Янку, застывшую на пороге кухни, словно столб электрический, высоковольтный. По крайней мере, спутанные со сна кудряшки вполне бы сошли за последствия встречи с розеткой.

Впрочем, я даже ей ничего сказать не успела. Сама чуть не споткнулась, узрев очевидное-невероятное: арабского лося в новеньких джинсах и футболке, отлично на него севших и облегающих весьма… мда… весьма фактуристо облегающих. Повязку с головы он снял, волосы промыл от крови с пылью и причесал. И повязал фартук — сзади на талии красовался кокетливый бантик.

Но не бантик произвел на меня самое убийственное впечатление. И даже не божественный запах кофе. А нечто скворчащее на плите, источающее вкуснейшие запахи, и что Хоттабыч вдохновенно посыпал чем-то, подозрительно похожим на тертый сыр. Из блюдечка. Так, словно он не просто умеет готовить, но и наслаждается процессом.

С ума сойти.

Кажется, я сказала это вслух, потому что Янка вздрогнула, а Хоттабыч обернулся. С сияющей улыбкой во все тридцать два идеальных зуба. И эту его улыбку не портила ни двухдневная гематома на скуле и подглазье, ни такая же двухдневная небритость. Хотя с моей точки зрения, щетина — это ужас кошмарный. Особенно на ощупь.

— Утра, милая! — выдал Хоттабыч и шагнул навстречу мне… то есть Янке.

Которая так и стояла столбиком. Аки тушканчик ввиду тиранозавра.

— Кхм… — послышалось позади. Довольно-таки недоверчивое «кхм».

Упс. Клавдия Никитишна. Еще не хватало, чтобы она спалила нашу легенду.

— Великолепно пахнет! — с искренним восторгом сказала я и подтолкнула Янку.