Ее мама никогда не появлялась при отце несобранной, неумытой. А Дашина явно не успела зайти в ванную — светлые волосы собраны в какое-то воронье гнездо, под глазами — остатки косметики, в руке — сигарета. Дашина мать куталась в красивое черное кимоно.

И Оксана даже не могла сказать, что та плохо выглядит — было в этой небрежности нечто притягательное.

— Даш, ты мне кофе сделаешь? — томно произнесла та.

— Мам, сделай сама, я же ребенок! — возмутилась Даша.

— Ты завтракала? — поинтересовалась мама.

— Как обычно. Шоколад и торт «Полет», — усмехнулась Даша.

Оксана чуть не подпрыгнула. На завтрак? Шоколад?! Такого просто быть не может!

Дашина мама сварила себе кофе, девочкам налила чаю с молоком, выставила на стол остатки торта, конфеты и мармелад.

— Я есть хочу, — заявила Даша.

Мать с неприязнью уставилась на нее.

— Какой жуткий ребенок! — пожаловалась она в никуда. — Хочет есть три раза в день. Куда это годится? Сейчас Андрей проснется, поедем в ресторан.

— Ура! — обрадовалась дочь.

В ресторан? У Оксаны кружилась голова. Просто так — «поедем в ресторан»? Средь бела дня?

Андрей проснулся спустя четверть часа.

Отца Даши Оксана вблизи не видела, но знала, что он «интересный мужчина».

Оксаниному папе было тридцать семь, Дашиному — тридцать девять, но ее собственный отец выглядел солидно, как положено — полнеющий мужчина в костюме, рубашке и галстуке, с короткой стрижкой, залысинами, небольшим животиком.

А Дашин… Высокий, поджарый, загорелый красавец, в которого вполне можно было влюбиться без памяти. Бритый налысо. Чем-то он ей напомнил Микки Рурка. Или Брюса Уиллиса. В нем определенно было нечто голливудское.

Дашина мама как-то плотоядно улыбнулась и приветствовала мужа продолжительным поцелуем.

Родители Оксаны не допускали даже намека на то, что у них есть секс. Сама мысль об этом была Оксане неприятна — будто она становилась третьей в их любовных утехах. Но вот то, что родители Даши занимаются сексом, не казалось ей отвратительным. А уж мысль о том, что Дашин отец мог бы ее обнять…

Обедали они в ресторане «Олимп» в Лужниках, на открытой террасе. Все официанты знали Андрея, усадили за лучший столик, сообщили, что сегодня самое свежее и вкусное.

Ближе к десерту к ним присоединились друзья Дашиных родителей: томная, немного унылая блондиночка с каре, темпераментный грузин — известный режиссер и его жена, актриса одной роли.

Андрей и грузинский режиссер выпили.

Мама Даши скучала в обществе заторможенной актриски.

На Дашину мать Оксана косилась с удивлением. Из растрепухи в мятом кимоно та превратилась в диву — пышные волосы падали на плечи, черные укороченные брючки с низкой талией обтягивали стройные ноги, а довольно пышную грудь облегала маечка с глубоким вырезом.

Ее мама никогда так не одевалась. На работу — костюмы, на праздники — платья, скромные, шелковые, цвета овсянки или бледно-зеленые, в быту — слаксы и рубашки.

И уж конечно, ее мама никогда не ходила на таких каблучищах — тоненьких, как спица, и высоких, как Эйфелева башня.

Она слышала, что другие женщины из их двора говорят о Дашиной маме. И о ее папе. О его предполагаемых любовницах. Но она своими глазами видела, как эти двое любят друг друга. Они держались за руки, украдкой, словно незаметно для самих себя, целовали друг друга то в шею, то в висок, Андрей прижимал к губам руку жены, а она отвечала ему чувственным взглядом…

В ресторан вызвали такси и заплатили водителю за то, что он отвез всех домой на их же машине.

Конечно, Оксана рассказала матери, что ужинала в ресторане. Та не без раздражения передернула плечами. Из разговора матери с отцом Оксана поняла — они осуждают Дашиных родителей за то, что те бездумно тратят деньги, шикуют, напропалую наслаждаются жизнью.

Но это было так соблазнительно!

И Оксана стала дружить с Дашей. Ей хотелось хоть одним пальцем прикоснуться к этой, может, и безалаберной, но красивой и притягательной жизни.

Мама этого не одобряла — боялась, что Даша дурно повлияет на ее дочь, — но и не запрещала.

Мама была права. Оксана, хоть сама и осуждала их, и сплетничала, и презирала, не могла оторваться от этих странных людей, с ни на что не похожим жизненным укладом.

Она не могла понять, каким образом эти успешные люди, родители, так и не повзрослели — сохранили совершенно детский эгоизм, наивную веру в то, что у них-то все будет хорошо, что жизнь создана для наслаждений…

Переезд Даши на Остоженку стал настоящим горем. Оксана знала — как прежде уже не будет.

С глаз долой — из сердца вон: Даша ее забыла. Оксана превратилась в «девочку, с которой я дружила, когда жила на „Аэропорте“.

Все бы ничего, но семена упали на благодатную почву и взошли — Оксана уже не хотела жить по правилам, за которые радели отец с матерью. Она боялась и новой, знакомой-незнакомой странной жизни, где не было никаких правил, кроме одного: «Получай удовольствие, пока можешь!», и той, к которой ее готовили, — пристойного буржуазного существования с супницами, молочниками и семейными традициями.

Она застряла посредине.

И сейчас вдруг ощутила, как выбирается из своего болотца, почувствовала себя, свою силу. Поняла, чего хочет.

Наверное, ее воспитали в строгости, а Дашу — в любви, и это жизнелюбие и делало Аксенову такой необыкновенной, а Оксану все эти «но»: «ты, конечно, вольна поступать, как хочешь, но…»; «мы отпустим тебя на всю ночь, но…»; «если ты уверена, что хочешь стать журналистом, — твое дело, но…» — превратили в какого-то зомби, который все присматривается, принюхивается, но никак не может начать жить.

И вот — любовь. Не к такому, как ее отец, — образцу нравственности и ответственности, а к такому, как Захар, — сладкому мальчику, с которым не хочется задумываться о будущем, потому что настоящее сияет и греет.

— Привет, — Даша облизала ложку и мило улыбнулась.

Что-то с ней не то…

Даша сидела в гостиной на разложенном для спанья диване — она часто так делает, чтобы можно было вытянуть ноги, — закутанная в черный махровый халат, в теплых махровых же тапочках, ела мороженое и смотрела «Счастливы вместе».

Приятная такая, домашняя девушка.

— Я такая дура! — Даша вонзила ложку в мороженое и отставила банку.

Оксана точно знала, что случится через пару минут, — Даша взмахнет рукой, банка опрокинется, ложка вылетит, оставляя на диване шоколадные следы, Даша завопит как раненая — и на ровном месте возникнет дурацкое несчастье.

Поэтому Оксана села на диван и переместила банку на столик.