В полном восторге от своей находчивости, я записала адрес, попрощалась с любезным сержантом Рогожкиным и бросилась собирать вещи. Ноутбук Лаптева я после некоторых раздумий решила прихватить с собой. Как-то спокойней, когда он радом в машине, опять же — вдруг я совершенно случайно встречу хакера, который поможет взломать злосчастный пароль.

* * *

Никаких хакеров по дороге мне, конечно, не встретилось.

Поиски нужного дома труда не составили. Обнаружить необходимый подъезд оказалось и того проще — по стоящей рядом полицейской машине.

Степан Крайнов жил на первом этаже. Входя в подъезд, я морально готовилась увидеть там целую толпу народа. Любопытных соседей, безутешных родственников, отряд ОМОНа, группу каких-нибудь экспертов с фотоаппаратами и умным видом. Этаж оказался пустым. На лестничной клетке мрачно курил нервный дядька в форме.

Дверная ручка и звонок квартиры были вымазаны в белой пыли. Белили здесь что ли? Или мальчишки баловались?

— Девушка, вы куда? — окликнул меня курильщик, когда я уже примерялась как бы поаккуратнее ухватиться за дверную ручку и не испачкаться в порошке.

— Я к сержанту Рогожкину.

— По какому вопросу?

— Он просил подъехать, привезти ему вот это. — Я помахала в воздухе мобильником.

— Он бы еще завтрак попросил привезти, — злобно проворчал дядька. — Чтобы быстро и ничего там не лапать, поняла?

— Конечно! — Я исхитрилась и все-таки поддела край ручки.

На маленьком стульчике в прихожей сидела женщина и горько, безутешно рыдала. Рядом нерешительно переминался молодой коротко стриженный парень, с торчащими по разные стороны от фуражки ушами-лопушками. Плохо выглаженная форма сидела криво. Казалось, что подросток в отсутствие отца нацепил его форму, чтобы покрасоваться перед зеркалом. Он смущенно совал женщине большой носовой платок и бормотал:

— Ну что вы! Ну не надо плакать, пожалуйста. Ну, успокойтесь.

Женщина не слушала его, самозабвенно отдаваясь своему горю. Я уже совсем собиралась прервать эту идиллию, когда случайно брошенный в комнату взгляд заставил меня застыть на месте.

Покойник лежал в дальнем конце комнаты, привязанный за руки к батарее. Он был практически гол, кроме носка на левой ноге, на нем не было ничего. Рот умершего был заклеен пластырем, лицо посинело, выпученные глаза глядели в потолок. Белым рубцом шею надвое делила туго затянутая и завязанная узлом веревка. Похоже, что перед смертью несчастного пытали — на коже отчетливо выделялись свежие следы сигаретных ожогов. Тело окружала желто-коричневая лужа. Характерный запах, знакомый любому человеку, когда-либо посещавшему сельский туалет типа «сортир», не оставлял сомнений в ее происхождении.

«Странно, я думала, что только у повешенных расслабляются сфинктеры. Выходит, что у удушенных тоже», — пришла в голову фантастическая по своей нелепости и несвоевременности мысль. Следующая была ничуть не умнее: «Хорошо, что Саша умер не так».

До вчерашнего дня мне приходилось сталкиваться со смертью всего один раз, когда умирала бабушка. Она угасала тихо, почти радуясь предстоящему освобождению от немощи и старости. Ее смерть как бы доказывала в очередной раз: никто из нас не вечен, каждому отмерен свой срок. Это было горе, но горе ожидаемое. Вчера, когда я увидела труп родного и близкого человека, я столкнулась со смертью неожиданной, несвоевременной, но все же в ней было что-то величественное. Выстрел в сердце и гигантский погребальный костер. Нынешнее обличие смерти оказалось омерзительным, жалким и ужасным.

Наверное, я бы еще долго пялилась в прострации на тело несчастного, если бы лопоухий утешитель рыдавшей женщины не обернулся. Несколько секунд он смотрел на меня, явно не понимая, кто я такая и что тут делаю, потом лицо его прояснилось и он спросил голосом сержанта Рогожкина:

— Маша?

— Да. — Мне стало неловко, как будто я нарочно подглядела что-то очень стыдное, не предназначенное для чужих глаз. — Простите за вторжение, я сейчас уйду. Вот, возьмите. — Я протянула ему мобильник и взялась за ручку двери, уже не беспокоясь по поводу мелкой белой пыли, которой здесь тоже все было засыпано.

— Подождите, так нельзя. Нужно оформить документы.

— А, да, конечно. Давайте оформим, — покорно согласилась я.

— Пройдемте на кухню.

— А как же она?— кивнула я на женщину. — Надо хотя бы валерьянки налить. Видите же, как человек убивается.

— Бесполезно, — махнул рукой Рогожкин. — Уже все, что можно, налили. Это третья истерика, ее только что Сычев допрашивал, вот и довел. Он умеет.

Я вспомнила мрачного мужчину на лестнице.

— И вы позволили? — упрекнула я сержанта.

— А что я сделать могу! — возмутился он. — Сычев — старший следователь, у него методика, а я вообще стажер!

М-да, становится понятным, почему паренек так легко проглотил мою ложь про Канаду и позволил заявиться сюда совершенно посторонней тетке. Следователь Сычев и не в курсе. Наверное, подумал, что я девушка этого сержанта или старшая сестра. Иначе не пустил бы меня так просто в квартиру.

— Ну ладно, давайте запишем что надо, и я помогу вам ее успокоить, — предложила я с некоторым сомнением. По идее, надо бы отдавать мобильник и делать ноги, пока не вернулся старший следователь. Но очень уж было жалко несчастную. Я вчера тоже, можно сказать, побывала на ее месте и знаю, каково ей, не понаслышке.

В кухне все тоже было засыпано белым порошком. С некоторым запозданием я поняла, что это тот самый знаменитый порошок для снятия отпечатков.Маленькая и не очень чистая кухонька. В раковине изрядная стопка грязных тарелок, плита, как и кафель над ней, вся в брызгах масла и потеках.

Впрочем, все эти подробности терялись на фоне чудовищных занавесок. Ярко-алые, в сочный ядовито-зеленый горошек, они с порога притягивали к себе взгляд. Я содрогнулась и поспешила повернуться к занавескам спиной. После них все вокруг казалось каким-то бледным, лишенным цвета.

Странно, но, кроме Рогожкина и женщины, в квартире никого больше не было.

— Что же, вас тут только двое?

— Криминалист и следователь уже уехали, а медики подъедут позже. — Сержант смахнул порошок с табурета и уселся на него. Я не рискнула последовать его примеру, осталась стоять. — Давайте ваш паспорт.

— А у меня его нет.

Это было наглым враньем.

— То есть как — нет? — опешил сержант.

— Он дома лежит, а надо было взять? Что же вы не предупредили?!

— Нельзя выходить из дома без паспорта, — упрекнул меня Рогожкин. — Вы знаете, что вас могут задержать до выяснения личности? Может, права есть? Или еще какой-нибудь документ?

— Машину я вообще не вожу. ИНН тоже обычно дома лежит.

Здесь я снова соврала. Совесть вякнула что-то вроде «хорошие девочки не обманывают полицию» и затихла. Ставки слишком высоки, чтобы оставаться «хорошей девочкой».