Хрен вам! Наличие денег не гарантирует ни-че-го. Только сейчас я понимаю отчаяние миллионера Остапа Бендера. Бабки есть, а приобрести на них ничего нельзя.

— Шифером несолидно, — говорит Жендос, — железом крыть надо. Шик!

Листовое железо в Советском Союзе — все равно, что сердце юной прелестницы. Купить его невозможно. Можно только украсть.

Самостоятельно я этого делать не собираюсь. Такие идиоты отправляются за решётку куда чаще, чем профессиональные преступники. Нарвёшься на какого-нибудь «украл, выпил, в тюрьму» и пойдёшь следом за ним прицепом.

Так что я отправляюсь к человеку, который уже однажды предложил мне пошалить с законом. К Людмиле Прокофьевне Леман.

* * *

— Альберт, ты не перестаёшь меня изумлять, — Леман аристократично постукивает ложечкой по кофейной чашке. — Я ещё понимаю, зачем тебе могут понадобиться доски, кровельное железо и рубероид. Но это⁈ — она зачитывает, — Коробка пустая из-под телевизора, или чего-то подобного по размеру, лист ватмана, три листа кальки. Это вообще что? Ты решил в фокусники податься⁈

Мы пьём кофе с «Араратом» в кафетерии напротив автовокзала, вприкуску с разломанной на дольки плиткой шоколада. Костюм на ней тёмно-синий, несмотря на жару. Она рада вырваться из сумрака своего подвала. Так, по крайней мере, мне сегодня кажется.

— Это передвижная фотостудия, — объясняю ей, — внутри коробки — фон, сверху, снизу и с боков источники света.

— И кого ты фотографировать собрался? — Людмила Прокофьевна веселится, — карликов, или кукол?

— Предметы разные, — рассказываю терпеливо, — часы или украшения для журналов. В этой коробке нет тени и фотографии получаются идеальными.

Буквально на пальцах объясняю ей устройство лайт-бокса. То, что предметная фотография, как и журнальная реклама уже существуют, я убедился на примере того же «Советского фото».

В масштабах района мне это направление кажется бесперспективным. Не станет же Леман выпускать каталог Кадышевского «Универмага». Но фотографировать для археологов я уже вызвался. Надо делать или хорошо, или никак, так я считаю.

— Ты сам эту штуку придумал? — уже более заинтересованно говорит она.

— В журнале вычитал, — отмазываюсь от славы изобретателя, — в «Юном технике».

Первоначально я хотел «загнаться» и сделать конструкцию полностью портативной. Установить фары, с лампочками на двенадцать вольт и запитать их от автомобильного аккумулятора.

Потом решил, что овчинка не стоит выделки. Гораздо проще привести находки в студию к Митричу и отснять их там. И свет будет выставить легче.

Представить себе ситуацию в будущем, когда придётся снимать предметы вдали от электрических сетей я представить себе не смог.

— Коробку я тебе найду, — размышляет она вслух, — кальку тоже. С ватманом сложнее, разбирают быстро. Много надо?

— Один лист.

— У чертёжников можно спросить, — говорит она. — У нас при сахарном заводе есть свой конструкторский отдел. Не знал?

— Откуда, — говорю. — И что, они лист ватмана с работы могут вынести⁈ Он же здоровенный.

— Ты чего? — Леман распахивает глаза и смотрит на меня, как на ненормального, — люди унитазы с работы выносят, а тут какой-то лист.

Действительно, чего это я?

— А когда это всё получится достать? — уточняю.

— Может день, может неделя, — она помечает что-то в блокноте, — Тебе можно куда-нибудь позвонить?

— В редакцию, разве что, — пожимаю плечами.

— Туда не буду, — отказывается она, — тогда сам заезжай послезавтра. Коробку к этому времени я тебе точно найду.

Не совсем понятно, почему эта женщина мне помогает. Своё личное обаяние я достаточной причиной не считаю. Совместный бизнес — тоже. Процент если она и положит себе в карман, то копеечный.

Есть ощущение, что ей просто смертельно скучно. А тут лист ватмана найти, развлечение же. Мелькает дурацкая мысль, пригласить её куда-нибудь в кино или на танцы. Как тут сейчас вообще люди культурно отдыхают?

— Ты когда Авдеевой фотографии отдать сможешь? — меняет она тему.

— Уже звонили? — догадываюсь я.

— Конечно, — кивает Леман, — у тебя же своего телефона нет.

— А что, торопит? На днях отдам, — обещаю, — уже готово всё.

— Не переживай, насчёт больницы она знает, но всё же интересуется. — Леман делает интригующую паузу, — Тут другое дело. У меня ещё есть для тебя одна свадьба. И там тебе никак нельзя осрамиться.

— Почему это?

— Потому что я тебя уже расхвалила, — она загадочно улыбается, — а ещё я на неё приглашена. И твои фото будут моим свадебным подарком для новобрачных.

* * *

Перед тем, как вернуться домой, я заскакиваю на переговорный пункт. Голос Кэт звучит глухо, с трудом пробиваясь сквозь какой-то шум в трубке. Такое чувство, что по проводам между Берёзовом и Белоколодецком гуляет ветер.

— Ты сможешь приехать? — слышу я через помехи.

— Зачем?

— Завтра? — переспрашивает Кэт.

— Зачем⁈ — ору я.

Женщина, которая выдавала мне монетки, укоризненно качает головой, не отрывая глаз от газеты.

— Маман решила пригласить тебя на чай, — Кэт посмеивается. — Хочет шокировать отца. Считает, что тот невнимательно относится к моему воспитанию!

Мне кажется, что она пьяна. Где-то сзади опять играет музыка. Интересно, она вообще когда-то бывает одна в этой своей квартире?

— Могу завтра, — предлагаю.

— Приезжай! — кричит она. — До встречи!

Поздно вечером, при свете карманного фонарика я поднимаюсь на чердак. Гнездо висит на одном из стропил. Размером чуть меньше футбольного мяча. По нему медленно ползают две осы. Остальные вроде бы должны сейчас спать.

Кухонным ножом срезаю гнездо с деревяшки, и оно падает в подставленное ведро. Хлоп! Быстро накрываю ведро крышкой.

Осы просыпаются. Гудят внутри и бьются о стенки. Поздно, они свой шанс профукали.

Если бы все мои проблемы решалась так легко.

Глава 10

Евгений Грищук выглядит монументально. Глыба. Скала. Даже у себя дома на чаепитии, он сидит так, словно готов в любую минуту готов встать на трибуну и толкнуть речь, посвящённую открытию одной из своих скульптур. От него так и веет неприступностью мэтра.

В «своём» будущем мне даже приходилось с ним встречаться. К тому времени он немного сутулился и усох, приобрел пенсионерскую улыбчивость и суетливость.

Грищук охотно звал в гости и угощал чаем каркаде. Всем, кто приходил, рассказывал о годах своего величия и славы. Что случилось с его супругой и дочерью «в том будущем» — я не знаю. Жил он в ту пору один.

А сейчас Грищук на пике своей известности. Он лепит металлургов, хлеборобов, красноармейцев, танкистов, авиаторов и тружеников тыла. Площади и скверы Белоколодецка заполняют его детища: рубленые, лишённые деталей, угрюмые, словно големы.

В быту скульптор, очевидно, также непрост. С самого момента нашего знакомства он произнёс ни слова, наградив меня только сдержанным кивком,

Зато его супруга говорит за двоих. Находясь в положении женщины, которой не надо заботиться о хлебе насущном, она тратит большую часть своей кипучей энергии на то, чтобы досадить мужу.

Делается