Вопросом она срубает меня наповал. Это как у приехавшего из Москвы интересоваться, не знает ли он там Витька Косого или Толика Шаповалова. У нас, конечно, городок сильно меньше, но Серёж хватает.

— Ой, я вас не представила, — радуется Силантьева, — Это Альберт, новый друг нашей Катеньки, — она с нажимом выделяет слово «новый», — а это Анна Юрьевна Молчанова.

— Машенька, ну зачем так официально, — морщится та, — достаточно просто «Анна». Так как там дела у моего Серёжи?

— Едва ли фотограф из районки осведомлён о делах первого секретаря райкома, — заявляет Игнатов.

— Почему же, — говорю, — Сергея Владимировича в районе очень уважают. Это ведь вы ему галстуки подбирали? — озаряет меня догадка.

— Да! — расцветает Нюся, — как ты понял⁈

— Мне показалось, что он человек больше практического склада ума, — говорю, — а тут чувствуется очень тонкий художественный вкус.

— Вот! — Нюся Молчанова торжествуя поднимает палец, — запомните мои слова! У этого молодого человека большое будущее. Держись за него, Катенька. Уведут! — она победно смотрит на Марию Дмитриевну, словно возвращая ей шпильку.

Годы не меняют богему. Клубок друзей. Все стараются друг друга либо укусить исподтишка, либо задушить в объятьях.

Мгновенно сообразив, что Силантьева не рада дружбе дочки с парнем «из ниоткуда», Нюся принимается меня нахваливать, исключительно, чтобы ту позлить.

Меня они воспринимают как человека случайного, временного. Тем более, какого-то недоросля. Присутствие зрителя только добавляет остроты привычным приятельским пикировкам.

— Я фотограф, — говорю, — это профессиональное, разбираться в людях.

— Ой, как интересно, — умиляется Нюся, — Ты такой серьёзный! Хотела бы я посмотреть твои работы.

— Нет ничего проще, — отвечаю, — они у меня с собой.

Конечно, с собой. Чего бы я стал сюда приезжать? Колбасой вас кормить, что ли?

— Ой, а здесь Катя, — радуется Молчанова, — Машунь, посмотри, как она здесь хорошо получилась!

Силантьева смотрит на фото дочери, недовольно поджав губы.

В ней я вижу странную ревность, которая иногда просыпается у матерей к дочкам. В них они видят самих себя, только моложе и красивее. За показной заботой, такие матери скрывают свою неосознанную зависть.

— Интересная композиция, — замечает Грищук, — очень выразительная.

Он показывает фото со шлюпкой и чайками.

— Это Катя снимала, — говорю, — я только немного с настройками помог.

Чувствую, как под столом мою ладонь находит рука Кэт и с благодарностью сжимает.

Грищуку вдруг становится неловко, словно он сказал глупость. Супруга ещё выше вздёргивает подбородок. Догадываюсь, что идея не поощрять увлечение Кэт живописью исходит вовсе не от отца.

— А эту девушку я, кажется, где-то видел, — говорит он, чтобы уйти от темы.

— Это моя одноклассница бывшая, — широко улыбаюсь, — может быть, вам товарищ Игнатов их показывал? Их ему из района отправляли, чтобы составить мнение. Благодаря этому меня в районку взяли.

— Вряд ли, — хмурится Грищук, — я ведь скульптор, а не фотограф. Владлен, ты ведь мне ничего не показывал? Вдруг, я запамятовал?

— Нет, — морщится Игнатов, — не показывал. Да и нет в них ничего особенного. Обычные работы начинающего фотографа. Есть потенциал, но не более.

— А кому показывали, если не секрет? — спрашиваю. — Вы мне одного фотографа рекомендовали, Орловича. Может быть, ему? Евгений Петрович, — обращаюсь к Грищуку, — может, вы случайно у Орловича мои снимки видели?

— Да я бы не сказал, что мы с ним близко общаемся, — погружается в размышления Грищук.

Неужели, Грищуку действительно попадался на глаза журнал с Лидкиным фото на обложке? По идее, в белоколодецком бомонде такая новость должна разлететься быстро. Престижно. Всесоюзный уровень.

Я нарочно не кладу в пачку фотографии с Лиходеевой на пристани. Это было бы прямое обвинение. Мне хочется посеять сомнение в тех, кто знает Орловича. А заодно, найти людей, которые с радостью подложат коллеге жирную свинью.

Поэтому Грищук увидел фото за столом с книжкой, на прогулке и в огороде. Достаточно, чтобы закрепиться в памяти. Теперь, если кто-то покажет ему обложку «Советского фото», скульптор очень удивится.

Конечно, одним визитом и одним разговором погоды не сделаешь. Но я уже вхож в дом, пил с его хозяином коньяк. Кто помешает мне попросить у него совета в щекотливой ситуации?

Все было бы намного проще, не притащи сюда Силантьева этого Владлена с его вечно тоскливой физиономией. Теперь, если я напрямую обвинил бы Орловича, Игнатов, также прямо встал бы на его защиту. Кому поверит Грищук? Старому знакомому или провинциальному фотографу, которого видит впервые в жизни. Пускай того даже привела в дом дочка.

Если последнее обстоятельство не является отягчающим.

— Пойдем ка, покурим, Альберт, — говорит Игнатов, вставая с места, — Маша, ты не против, если мы на балкон выйдем?

— Я не курю, — отвечаю.

— Брось стесняться, тут все свои, — заявляет Игнатов, — пошли, проветримся.

Кэт собирается выйти с нами, но Игнатов осаживает её одним взглядом, мол мужской разговор предстоит, и та остаётся.

Семейство Кэт живёт на двенадцатом этаже одной из новостроек. В ту пору это кажется немыслимой роскошью. С широкой лоджии город виден как на ладони. Все остальные дома рассыпаны снизу, как игрушечные кубики.

Между ними зелёными линиями расчерчены улицы. Город, который не знал ни «уплотнения», ни «реноваций», ни точечной застройки.

— Какого хрена ты творишь⁈ — Игнатов разворачивается ко мне. — Тебе не ясно было сказано, сидеть на заднице ровно⁈ Права решил качать⁈ Ты не забывай, кто ты, и где находишься! И что я могу тебя на одну руку положить… — он демонстративно раскрывает ладонь. Бац! — а другой прихлопнуть!

— О чём вы? — откровенно наглею, — мы с Катей нравимся друг другу. Естественно, что я знакомлюсь с её родителями. Может быть даже, своими будущими родственниками.

— Не лезь не в своё дело, сопляк! — с Игнатова слетает вся его вальяжность. — Ещё раз увижу тебя в Белоколодецке, сотру в порошок. Усвоил⁈

Кажется, ещё чуть-чуть, и он ухватит меня за грудки и отправит в полёт, через перила. А что, двенадцатый этаж. Скажет, что я на пейзаж засмотрелся. Дурацкая мысль, но честное слово, она мелькает, когда ответственный товарищ начинает на меня орать.

— У вас тут всё хорошо? — Кэт выглядывает на балкон.

— Нормально, — отрывисто бросает Игнатов.

Проскальзывая мимо Кэт, он уходит с балкона, оставляя нас вдвоём.

— Чего это он? — спрашивает Кэт.

— Понятия не имею, — пожимаю плечами.

— Я думала, ему не понравилось, что ты его яхту фотографировал, — говорит девушка, — у него вообще на эту тему бывают бзики. Сам никогда не плавает, но и знакомых к ней не подпускает. Отец там с другим человеком договаривается, у него яхту берёт. А Владлен, как собака на сене. Над ним все знакомые потешаются.

Только теперь я понимаю, на кого был похож силуэт в окне. На физиономию грустного верблюда.

Глава 11

Вернувшись с балкона, я быстро прощаюсь. Грищук налегает на коньяк. Мария Дмитриевна на пару с Нюсей погружается в какое-то запутанное обсуждение общих знакомых. Игнатов разглядывает фотографии яхты,