стремительно, и даже полки самой Владимиро-Суздальской земли великий князь не успел ни собрать, ни устроить в боевой порядок — монголы нагрянули слишком быстро.

О другом уместнее поговорить.

У Александра Ярославича был поистине великий отец, может быть, недооцененный летописцами и историками. Ему под руку достались обломки Руси; он несколько лет жизни отдал, собирая из них новое единство. То, что у него получилось, было ниже старой, добатыевой Руси — беднее, скуднее ратями, слабее духом, но все же именно этот государь не допустил окончательного развала державы и ее падения в ничтожество. Из шаткого домика северо-восточных земель, едва собранного по бревнышку Ярославом Всеволодовичем, еще вырастет великая Россия.

Не напрасно славословил ему Н. М. Карамзин: «Ярослав приехал господствовать над развалинами и трупами. В таких обстоятельствах государь чувствительный мог бы возненавидеть власть; но сей князь хотел славиться деятельностью ума и твердостью души, а не мягкосердечием. Он смотрел на повсеместное опустошение не для того, чтобы проливать слезы, но чтобы лучшими и скорейшими средствами загладить следы оного. Надлежало собрать людей рассеянных, воздвигнуть города и села из пепла — одним словом, совершенно обновить государство. Еще на дорогах, на улицах, в обгорелых церквах и домах лежало бесчисленное множество мертвых тел: Ярослав велел немедленно погребать их, чтобы отвратить заразу и скрыть столь ужасные для живых предметы; ободрял народ, ревностно занимался делами гражданскими и приобретал любовь общую правосудием. Восстановив тишину и благоустройство, великий князь отдал Суздаль брату Святославу, а Стародуб Иоанну. Народ, по счастливому обыкновению человеческого сердца, забыл свое горе; радовался новому спокойствию и порядку, благодарил Небо за спасение еще многих князей своих; не знал, что Россия уже лишилась главного сокровища государственного: независимости… Ко славе государя, попечительного о благе народном, великий князь присоединил и славу счастливого воинского подвига. Литовцы, обрадованные бедствием России, завладели большею частью Смоленской области: Ярослав, разбив их, пленил князя литовского, освободил Смоленск и посадил на тамошнем престоле Всеволода Мстиславича, Романова внука, княжившего прежде в Новегороде»[50].

Ярославу Всеволодовичу приходилось одновременно защищать Западную Русь от литовцев и налаживать отношения с монголами. Долгие, тяжелые поездки в Орду отнимали немало времени. Только сын, молодой, но уже набравшийся опыта воин, мог обеспечить ему покой и верность Новгородчины.

Огромная северорусская область почти избегла ужасов монголо-татарского завоевания. Огонь коснулся лишь ее пограничья: пал Торжок, где погибли знатные люди посадник Иванко, Яким Влунькович, Глеб Борисович, Михалко Моисеевич. После этого победоносные тумены неглубоко вклинились в новгородские земли, неся с собой смерть и разрушение, но вскоре повернули вспять. Главные силы новгородские в поле не вышли, боя не дали. Столица вечевой республики застыла «в недоумении и страхе», как говорит летопись. Может быть, выход ополчения тормозило вече, желая сохранить ресурсы для обороны своего города, может быть — молодой князь, а скорее всего, решение было принято совместно. Торжком пожертвовали, чтобы сохранить столицу. Однако Новгород, слава Богу, от монголов оборонять не пришлось.

Старший из оставшихся в живых сыновей Ярослава Всеволодовича, ставленник в богатом Новгороде и вполне взрослый для дел правления человек, автоматически стал одной из ключевых фигур на «шахматной доске» Северной Руси. На плечи князя Александра легла огромная ответственность: оборона новгородских границ от воинственных соседей. А те, надеясь воспользоваться сложным положением Руси, усилили нажим на Новгородчину.

В 1239 или 1240 году Александр Ярославич «срубил» с новгородцами ряд малых крепостей (городков) по реке Шелони. Как пишет современный историк А. Ю. Карпов, «строительство крепостей… имело целью прежде всего оборону новгородских рубежей от литовской угрозы. Главной из крепостей стал… Городец на Шелони (Старый Порхов), у впадения в Шелонь речки Дубенки. Источники упоминают и другие города: Опоку, Высокое, Вышегород, Кошкин городок».

Тогда же Александр Ярославич нашел себе жену — дочь князя Полоцкого Брячислава, именем Александра. Венчание состоялась в Торопце, откуда происходила мать Александра Ярославича, затем свадебные торжества продолжились в Новгороде. Этот брак имел, помимо счастья молодых, еще и серьезную политическую подоплеку. Полоцк являлся тогда исключительно важным центром русской обороны от немецкого натиска. Тамошний князь был исключительно ценен как союзник.

Бог дал Александру Ярославичу дочь Евдокию и четырех сыновей — Василия, Дмитрия, Андрея и Даниила. Все они пережили отца. Трое последних стали выдающимися политическими деятелями.

Невская битва

В 1237 году по указанию папы Римского Григория IX «воины Христа» на Востоке получили мощную поддержку: Орден меченосцев был объединен с могучим Тевтонским орденом, получив права своего рода «филиала» — ландмейстерства — при тевтонцах. Из Германии в Ливонию на подмогу стали прибывать новые отряды рыцарей.

Однако новый удар по Северной Руси первыми нанесли не они, а шведы.

Это столкновение явилось очередным эпизодом в давней, насчитывающей несколько веков вооруженной борьбе со шведами за контроль над обширным регионом, куда входила территория современных Финляндии и Карелии, а также земли по обоим берегам Невы и вокруг Ладожского озера.

В 1164 году шведы ходили с большими силами на Ладогу и были разгромлены наголову. В 1198-м новгородцы разрушили шведский оплот на землях финнов — город Або[51]. Отец Александра, князь Ярослав Всеволодович, в 1220-х годах ходил на союзников Швеции — народ емь, затем сама емь ударила по Ладожской земле, но потерпела поражение. Десятилетием позднее та же емь выступила союзницей Руси, восстала против шведских завоевателей и изрядно их разорила. Народ емь колебался, выбирая в качестве своих врагов то Русь, то шведов. Часть историков считает, что во второй половине 1230-х, незадолго до похода на Неву, шведы одолели емь и взяли ее под свою руку. Другие специалисты возражают: нет, источники сообщают, что емь была окончательно завоевана шведами лишь в 1250-м. По всей видимости, к 1240 году Шведская корона поставила под свой контроль народ емь лишь частично и мечтала о большем. Другой финский народ, сумь, к тому времени уже давно пребывал под властью шведских завоевателей.

В 1236 году, приняв бремя власти в Новгороде на свои плечи, юный Александр Ярославич, очевидно, перенял у отца и политику на финском направлении. А она заключалась в том, чтобы не упускать из-под контроля племя емь, временами союзное или даже платившее новгородцам дань, а также противостоять шведской экспансии.

Можно предполагать, что даже первые годы правления юного князя, не отмеченные в летописях какими-либо масштабными вооруженными столкновениями, вовсе не являлись мирными. За спорную область еми шла борьба.

Шведы, естественно, подготовили ответный удар по Новгородской вечевой республике, своему главному врагу во всем регионе. Их экспедиция, пришедшаяся на 1240 год, не являлась ни «партизанским рейдом», ни разбойничьим набегом. Ее готовили, очевидно, как крупное государственное дело. Покорив какую-то часть воинственного народа емь в конце 1230-х годов[52], шведы решили, по всей видимости, что пришло время поквитаться с тем могучим