Но вернемся к ехавшей по Индийскому океану экспедиции. Во время промежуточной пересадки на Цейлоне ее участники не без малого удивления обнаружили в британской прессе многочисленные заметки, в которых они изображались как «посланники Гитлера», которые «возможно даже являлись нацистскими шпионами, следовавшими в Индию». Высадившись в Калькутте, экспедиция направилась сначала в Даржилинг, а затем в Гангток, истинную столицу Сиккима.[66]Многочисленные газетные заметки о политических намерениях немецких путешественников привели ктому, что в первых числах мая правительство Британской Индии направило в Берлин в Министерство иностранных дел Германии письмо. В нем сообщалось, что Шеферу и его товарищам строго-настрого запрещалось проникать на территорию Тибета. После утомительных и бессмысленных бесед в различных органах власти, Шеферу все-таки удалось добиться аудиенции у сэра Обри Меткалфа, министра иностранных дел при правительстве Британской Индии. Встреча произошла в Сильме, летней резиденции вице-короля. Перед Шефером стояло две цели. Во-первых, остановить поднявшуюся в британской и местной прессе волну публикаций, которые были направлены против экспедиции. Во-вторых, все-таки получить разрешение на посещение Тибета. Во время встречи с Шефером Меткалф был очень предусмотрительным, а потому предпочел организовать визит немца к лорду Линлитгоу, вице-королю Британской Индии. Он взял экспедицию Шефера под личный патронаж и дал ей разрешение на посещение Сиккима.

Однако он призвал Шефера не пересекать границу с Тибетом без специально оформленного пропуска. Следовательно, Шефер так и не получил разрешения на посещение Тибета. Но в любом случае экспедиция могла работать в Сиккиме, приграничной индийско-тибетской области. Собственно там лемцы без каких-либо проблем могли разбить свой постоянный лагерь.

Как раз отсюда немцы делали непродолжительные экскурсии по близлежащим окрестностям. Так продолжалось до тех пор, пока экспедиционный лагерь не посетил дворецкий «короля Таринга». «Король Таринг» был чем-то вроде губернатора тибетской пограничной с Сиккимом области. Его резиденция располагалась в Доптре, первом крупном от границы с Сиккимом тибетском населенном пункте. Это было удачей для Шефера, так как сын короля Таринга был министром финансов тибетского правительства в Лхасе. Получив приглашение «короля Таринга», экспедиция Шефера могла спокойно пересечь границу между Сиккимом и Тибетом, чтобы совершить визит вежливости к королю. Это был удобный случай, чтобы попросить «короля» выхлопотать для немцев в Лхасе разрешение на вступление в Тибет. Одновременно с этим Шефер передал Тарингу подарки, которые должны были быть переданы правительству Тибета. К каждому из подарков прилагалось сопроводительное письмо.

Письмо от тибетского правительства, разрешающее немцам посетить Лхасу

После визита в Доптру прошло несколько недель. Шефер уже не надеялся на успех, как из Лхасы пришло запечатанное письмо от тибетского правительства. Первые строки письма разочаровали Шефера — в них подтверждался запрет на проникновение в Тибет. Но окончание письма вызвало бурный восторг — в нем говорилось, что немецкой экспедиции делалось исключение из общих правил. В нем, в частности, содержались такие строки: «Немецкому господину доктору Шеферу, мастеру ста наук… Мы из опыта знаем, как трудно заниматься хотя бы двумя делами сразу же… Мы понимаем, что Вашей истинной целью является желание увидеть нашу святую страну, познакомиться с ее религиозными учреждениями, а также укрепить дружбу. Для ознакомления с ней мы даем Вам разрешение посетить Лхасу и оставаться там в течение 14 дней». Далее подчеркивалось, что более длительное пребывание немецкой экспедиции в Лхасе могло нарушить религиозные чувства жителей города. Поспешно собрав все необходимое, 19 декабря 1939 года участники экспедиции снялись со своего постоянного лагеря, а три дня спустя они пересекли границу с Тибетом. Именно в момент пересечения тибетской границы в экспедицию пришла радиограмма от Гиммлера, который поздравлял их с праздником зимнего солнцестояния. Лично Шеферу были адресованы такие слова: «Пусть новый световой год станет порогом к Вашему самому большому успеху».

Официальных сообщений об этом периоде экспедиции сохранилось очень немного. В большей степени почти все они были газетными заметками, опубликованными в британской и индийской прессе. Гиммлер, как и полагалось покровителю экспедиции, очень внимательно следил за этими сообщениями. Когда у Шефера возникли дипломатические трудности, то рейхсфюрер СС не на шутку рассердился. Немецкому консулу в Калькутте графу Подевильсу пришлось отбиваться от обвинений, поступавших со стороны зарубежной организации НСДАП (НСДАП/АО), что, дескать, тот не оказал Шеферу необходимой поддержки. В итоге Министерство иностранных дел представило в Персональный штаб рейхсфюрера СС докладную записку графа. Адресованная начальнику штаба Рудольфу Брандту, который вдобавок ко всему на тот момент еще курировал и деятельность «Аненербе», данная информация опровергала все обвинения в адрес дипломата. Лишь только после возвращения Шефера в Германию Гиммлер выяснил, что граф Подевильс действительно помогал, как только мог В данном сюжете интересно то, что Гиммлер проявлял к судьбе экспедиции гораздо больше внимания, нежели германское Министерство иностранных дел. Не исключено, что глава СС считал себя лично ответственным за молодого ученого и его проект.

По ряду причин Шефер не спешил во всеуслышание заявлять о своем пребывании в Тибете, а уж тем более о визите в Лхасу Но уже здесь нужно отметить, что немцы пребывали в этом закрытом городе значительно дольше разрешенного. Это говорит о большом почтении к немецкой экспедиции со стороны тибетских политиков. В поступившей из Лхасы радиограмме в германское консульство в Шанхае Шефер просил прислать еще подарков тибетским правителям, которые должны были представиться Генрихом Гиммлером. Данная фраза говорит о том, что Шефер уже передал некие дары от рейхсфюрера СС, которые должны были способствовать расположению тибетского правительства.

В своем сообщении о прибытии экспедиции в Лхасу Шефер заявлял, что как национал-социалистическая Германия, так и ламаистское тибетское государство продавали исключительное значение свастике. «В первой половине дня 19 января в поле нашего зрения попал символ священной столицы — дворец Далай-ламы. Несколько часов спустя он предстал перед нами во всем его гигантском величии. Затем тибетский офицер провел нас, первых немцев, через врата священного города… Даже сейчас участников экспедиции СС с членами тибетского правительства связывает глубокая и искренняя дружба. Тибетское правительство проявило к немецким гостям огромную благосклонность. Об этом говорят не только множественные ответные визиты, но и огромное количество подарков, туш овец и свиней, напитка цамба,[67]муки, риса, фуража для коней, почти тысячи яиц, что позволило обеспечить многодневное благополучие нашей экспедиции. Один влиятельный тибетец блестяще сказал, что «впервые западная и восточная свастика встретились под сенью мира, культурного обмена и научных связей». Действительно, свастика, широко использующаяся в буддизме и индуизме, значительно облегчила общение немцев с тибетцами.