Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой именно?
– Здешней, из замка. Что они творят, ты бы знал!
Рикки понял не все.
– Науськали на тебя свинью? – предположил он.
– Нет, Эмсворт обещал мне ее отдать.
– А, вон что!
– Без расписки, так договорились. А теперь – не дает!
– Не может быть! – вскричал Рикки. – Нарушить священное слово! Нет, такой низости…
Герцог окончательно убедился, что не понимал племянника.
– Ты так думаешь?
– Кто ж так не подумает! В конце концов, есть правила, есть порядочность!
– Вот именно.
– Мы вправе ждать ее от других!
– Верно.
– Значит, украсть свинью?
Герцог едва не задохнулся от восторга. Не часто, думал он, встретишь у нынешней молодежи такой ум и такую нравственную силу.
– Да, – отвечал он, – с подобными людьми незачем церемониться.
– Конечно! С волками жить… Что же именно надо сделать?
– Сейчас, сейчас, сейчас. Я много думал. Ночь не спал…
– Какой ужас!
– …и разработал подробнейший план. Утром проверил – вроде все так. Карандаш есть? Бумага?
– Пожалуйста, блокнот. Оторву первую страницу, там начало баллады.
– Спасибо. Так вот. – В приливе вдохновения герцог пышно вздул усы. – Рисуем карту. Это – замок. Это – моя комната. Под окном – лужайка. Такой газон, – объяснил он, показывая что-то вроде растекшейся глазуньи.
– Газон, – повторил Рикки. – Понятно, понятно…
– Вокруг него – дорожка. За ней – кусты, вот тут, а вот тут – поляна. За ней – огород, а на ней, подальше – свинья. – Он пометил место крестиком. – Здесь она живет. Видишь, как это все важно?
– Нет, – ответил Рикки.
– И я не видел, – признался герцог, – пока не стал чистить зубы. Тут я все и понял.
– Знаешь, дядя Аларих, – заметил Рикки, – из тебя бы вышел блестящий полководец.
– Возможно. Смотри. Крадем свинью – ныряем в кусты. Опасно только на поляне. Надо выбрать время, когда там никого нет.
Рикки поморгал.
– Я не совсем понял. Не потащишь же ты ее к себе!
– Потащу. Первый этаж, окна до пола. Спрячем ее в ванной.
– На всю ночь?
– При чем тут ночь? Пошевели мозгами. Крадем в два часа дня, все едят. Свинарь тоже ест, я узнал. Можно украсть тысячу свиней, никто не заметит.
Рикки был поражен. Именно, полководец.
– Свинья сидит в ванной, пока не стемнеет, – продолжал герцог. – А тогда…
– Кто-нибудь может зайти в ванную! Горничная с чистым полотенцем…
Герцог воинственно раздулся:
– Хотел бы я на это посмотреть! Не разрешу. Не пущу. Обедать буду в комнате. А ты как раз и управишься. Тут ждет машина. – Он ткнул пальцем в карту. – На самом повороте, у кустов. Сажаешь свинью, везешь в Уилтшир. Такой план. Все ясно?
– Все, дядя Аларих!
– Сделаешь?
– Еще бы, дядя Аларих! Нет, ни один человек в Англии никогда бы не додумался! Одно слово, гений.
– Ты считаешь?
– Безусловно.
– Может, ты и прав.
– Еще как! Что ты делал во время войны, дядя Аларих?
– Да так, то-се. Важные задания.
– В Генеральном штабе?
– Н-не совсем.
– Какая нерасчетливость! Как они швыряются людьми! Хорошо, что у нас есть флот, а то бы…
Воцарилась прекраснейшая из атмосфер. Герцог сказал, что это очень лестно. Рикки сказал, что слово «лесть» совершенно не подходит к случаю. Неужели нельзя признать гения, если его видишь? Герцог спросил, не хочет ли Рикки выпить. Рикки ответил, что еще рановато. Герцог осведомился, что Рикки пишет. Рикки поведал, что в «Поэтри ревью» скоро появится сонет. Герцог признался, что очень любит сонеты, но не написал бы его и за миллион фунтов. Рикки воскликнул: «О, истинный пустяк!» И сопоставил этот род деятельности с серьезным, плодотворным обдумыванием кампаний. Вот тут, пояснил он, можно говорить о труде. Словом, все это мы назвали бы «пиршеством любви».
Но поэты – люди деловые. Шекспир удачно заметил, что они дают неведомому дом и имя[18], однако в реальной жизни они при этом думают о гонораре. Как все поэты, Рикки впадал в мечтательность, но не спустил бы издателю, если бы тот послал ему чек на фунт, а не на гинею. Эта черта проявилась и сейчас.
– Кстати, дядя Аларих, – сказал он.
– Да? – откликнулся герцог, собиравшийся рассказать об одном знакомом, который сочинил лимерик.
Понимая, что тут пригодился бы литературный агент, Рикки все же продолжил:
– Ты не дашь чек заранее?
Герцог вздрогнул, словно невидимая рука закрыла горячую воду, когда он стоит под душем.
– Чек? – переспросил он. – Какой еще чек?
– На двести пятьдесят фунтов.
Герцог пошатнулся прямо в кресле, а усы, взметнувшись вверх, просто рухнули вниз. Усы послабее вообще бы выпали под таким напором.
– О чем – ты – говоришь? – вскричал герцог.
Сжавшись, как человек, стоящий перед клеткой с тигром и не уверенный в ее прочности, Рикки отважно продолжал:
– Я думал, мы договорились. Если ты помнишь, мы это обсуждали в Лондоне. Сперва речь шла о пятистах, потом – о двухстах пятидесяти, зато эти деньги будут к концу недели. Мне был бы удобен чек. Я переслал бы его сегодня этому человеку, он получил бы завтра с утра.
– В жизни не слышал такого бреда!
– Ты не хочешь дать мне эти деньги?
– Конечно, не хочу, – отвечал герцог, ловя и жуя усы. – Еще чего! – прибавил он для ясности.
Этим и кончился пир любви.
– Нет, какая чушь! – прервал тяжкое молчание герцог Данстабл. – Зачем тебе луковый суп?
Быть может, воспоминание о недавнем единстве душ побудило Рикки к откровенности. Он знал, что откровенность опасна, но, в конце концов, есть шанс, что старик растрогается (мистер Плум беговых времен определил бы этот шанс 8 к 100). Самые жестокие люди умилялись истинной любви.
– Я собираюсь жениться, – сказал он.
Если герцог умилился, он этого не выдал. Глаза его вылезли, как у креветки, усы – опять взметнулись.
– Жениться? – воскликнул он. – То есть как жениться? Не дури.
Рикки начал день с любви ко всякой твари и не хотел сдаваться. Но ему показалось, что с дядей Творец немного перебрал.