и сам Георгий Александрович. Члены Ученого совета под председательством академика Александра Ивановича Целикова посчитали, что работу следует засчитать как докторскую. Но Георгий Александрович произнес замечательные слова:

— Уважаемые коллеги, спасибо за высокую оценку работы нашего аспиранта. Но посмотрите на его лицо: усы пробились, а бороды еще нет... Не портите нам молодого человека. Пусть еще годик-другой спокойно поработает и придет к вам с докторской...

Мы стали встречаться гораздо чаще, обсуждать профессиональные темы. Николаев поручал мне чтение отдельных лекций по сварным конструкциям, ведение курсовых работ. Тревожно, волнительно было читать студентам лекцию на потоке Георгия Александровича в его присутствии!

В качестве основы для подготовки к занятиям я использовал не книги, а свои конспекты лекций Николаева. В них материал был лаконично, полно и удивительно доступно изложен. Мне приходилось читать много трудов по сварке: писали сложнее, глубже — да, но никто не излагал доходчивее Георгия Александровича. Он все доводил до инженерного понимания и не любил пережевывания частностей, называя это «обгладыванием костей».

Позже я получил более серьезную математическую подготовку в МГУ. Понемногу мы с Винокуровым начали поднимать сварные конструкции на уровень современной науки — теорий упругости и пластичности.

— Александр Григорьевич, — любил повторять Николаев, — один из моих принципов — чтобы мои ученики могли в своей области сделать работу лучше, чем я.

События развивались по нарастающей. В 1975 году, в возрасте 34 лет, я защитил докторскую диссертацию по теме «Современные теории сварочных деформаций и напряжений». Георгий Александрович торопил меня:

— Не нужно тратить еще несколько лет, чтобы доказать то, что вы уже поняли.

Встречи с Георгием Александровичем приобрели регулярный характер. Обязанности ректора не мешали ему уделять много внимания научно-исследовательской работе, быть руководителем темы. В 1978 году Георгий Александрович настоял на том, чтобы я возглавил крупную лабораторию технологической прочности металлов, которой ранее заведовал Николай Никифорович Прохоров. В это время мы с Николаевым пришли к выводу, что прежняя тематика нас ограничивает, не позволяет выйти на новые научные рубежи. Следует начать исследования в какой-то новой области... Георгий Александрович впервые высказал мысль: заняться оптическим лучом применительно к сварке.

В 1978 году мы с ним отправились к академику Евгению Павловичу Велихову, вице-президенту Академии наук и заместителю директора Института атомной энергии им. И.В. Курчатова. В филиале ИАЭ в Пахре были созданы первые мощные лазеры для военных целей.

Велихову понравилась идея создания технологического лазера. Нам передали комплект чертежей. Дело двинулось с мертвой точки. Георгий Александрович действовал решительно. Он выделил для лазерной лаборатории лучший зал кафедры сварки, буквально вышвырнув оттуда старые газорезательные машины. На недовольство сотрудников внимания не обращал. В 1979 году первый в МВТУ мощный СО2-лазер заработал. И сразу пошла лавина интереснейших научных характеристик.

Теперь не было дня, чтобы мы не встретились с Георгием Александровичем для обсуждения результатов.

Надо сказать, что Николаев чрезвычайно трепетно относился к своей роли научного руководителя. Не позволял использовать свое имя, если не вложил прямого труда. Однажды мы с ним подали в Госкомитет по печати заявку на книгу «Основы лазерной обработки металлов». Договорились, что будем писать книгу вдвоем. Георгий Александрович взял на себя изучение иностранных источников: «Мне это будет легко, голубчик». Но он не оценил степень своей административной занятости. Когда я подготовил рукопись, он не раздумывая вычеркнул свою фамилию, хотя обсуждал со мной буквально каждое положение, каждый этап лазерных работ!

Георгий Александрович во всем был такой. Из трехсот с лишним опубликованных мною работ он числился соавтором всего в двух или трех! Одна из таких работ — статья объемом 30-35 страниц — была напечатана в «Докладах Академии наук». Николаев пошел на соавторство только потому, что в основе лежал его доклад на президиуме Академии. Кстати, этот его доклад — блестящий! — был воспринят с огромным вниманием. И результатом стало то, что нам выделили здание на Спартаковской улице, а наши исследования включили в тематику Госкомитета по науке и технике.

И вы знаете, Сережа, что сильнее всего влияло на окружающих? Не то, что он говорил, а что и как делал!

1980 год был отмечен мощной волной развития в области лазерной обработки металлов. Нашу работу выдвинули на Государственную премию. Будущее сулило блестящие перспективы. Но в 1981 году Георгий Александрович идет на беспрецедентный шаг — создает новую кафедру и самое продуктивное из своих направлений отдает мне! Ни умом не понять, ни сердцем, ни чувствами... Казалось бы — такие дивиденды ожидали его как заведующего! Наверное, был какой-то высокий замысел, который тогда (да если честно, и сейчас) я не могу постичь. Ведь направление стремительно развивалось, а Георгий Александрович сам, понимаете, сам инициировал его отделение от себя. Это невообразимо... Надо близко знать Николаева, чтобы понять это...

Григорьянц умолкает. Некоторое время он думает о чем-то, явно взволнованный, потом продолжает:

— Евгений Павлович Велихов звал меня своим замом по науке в Шатуру, где выстроили крупный лазерный центр. С кем мне посоветоваться? Конечно, с Георгием Александровичем.

— Поступайте, как считаете нужным, — ответил он. — Для меня вы останетесь талантливым ученым, дорогим учеником. Но имейте в виду: пока вы человек внешний, для Велихова вы желанны, а когда перейдете к нему в штат, ваше положение изменится... Поработайте-ка с ним пару лет по совместительству.

Так я и сделал. И действительно, со временем все вошло в свою колею.

— Мы с Георгием Александровичем часто ездили в Ленинград, — продолжает Григорьянц, — исследовать причины разрушения подводных и надводных судов. Однажды он предложил мне выехать в субботу вечером, чтобы побродить в воскресенье по «Детскому Селу», как он выразился. Я вызвался позвонить директору ЦНИИ «Прометей», чтобы тот заказал гостиницу, прислал машину на вокзал...

— Не, не, не, никакой машины, Александр Григорьевич! А гостиницу мы с вами и так достанем.

Приезжаем утром в Ленинград, идем в одну гостиницу, другую — мест нет.

— Знаете что, поедемте-ка в Царское Село, а вечером поселимся...

Целый день мы бродили по царскосельским аллеям, приезжаем в гостиницу — мест нет. Я хотел объявить, что со мной — Герой Труда, академик, но Георгий Александрович категорически был против и меня оборвал.

Наконец согласился на то, чтобы я предъявил наши командировочные удостоверения. Нас поселили. А наутро я объяснялся с директором ЦНИИ «Прометей», будущим академиком Горыниным. Он очень обиделся, что его не предупредили о приезде высокого гостя.

Однажды вечером Георгий Александрович пригласил меня в одну ленинградскую семью. Нас встретили муж, жена, дочь — традиционная русская