централизацию. А Георгий Александрович придерживался демократических традиций — в этом его большая заслуга. Все знали, что каждый проректор обладает реальной властью, самостоятельно решает возникшие вопросы. Он то и дело отсылал: это к Е.И. Бобкову (проректор по учебе), это — к К.С. Колесникову (проректор по науке). А это — к С.А. Жукову, вы понимаете, это же комитет комсомола! — и поднимал палец, подчеркивая значимость студенческого комсомола. А во времена Елисеева проректоры стали говорить: мы без него решить не можем...

* * *

К Олимпиаде в Мехико Киселев не готовился. Его пригласили старшим тренером сборной, но он занял место второго тренера.

После Олимпиады уже старший тренер сборной. Работает активно, на результат, но в 1971 году уходит из сборной.

— Я ведь уходил не из прихоти — у меня инфаркт был.

— У вас?!!

— Да, да... Когда был спортсменом, не замечал той грязи, что творится в большом боксе. А потом началось: этого возьми во второй состав, того впиши в делегацию, с тем не связывайся — у него покровители... Деньги крутились... В один несчастный день ехали со сборов и у меня случился инфаркт!.. Это теперь, по прошествии времени, спокойнее реагирую, а тогда... Георгий Александрович мне и говорит: «Уходи, Лешенька, из сборной».

— К нему на кафедру?

— Нет, — смеется Киселев. — Это он в 1968 году меня удерживал: тебе тридцать, защищаешь кандидатскую, становишься доцентом, через 3-4 года доктором. Пайка — новое направление, станешь профессором. А дальше сам решишь, чем заниматься... Три года спустя дед заговорил по-другому.

— Теперь, Лешенька, мы взять тебя не можем. У нас очередь докторов наук, которые профессорское звание не могут получить. Много молодежи, заканчивающей кандидатские. Ситуация изменилась. Раньше бы все сказали: «Киселев, ну конечно! — он наш!», — а теперь ты человек со стороны. Скажут, что Николаев отодвигает других, чтобы взять тебя.

Георгий Александрович всегда считался с общественным мнением.

— И потом, — говорил он, — ты получаешь 400 рублей, а на кафедре будешь старшим преподавателем, это — 200. Допустим, станешь старшим научным сотрудником на полставки — еще 80 рублей. 400 и 280 — огромная разница. Костюмы, какие-никакие, а покупать придется. А у тебя семья.

— Видишь, — удивленно смеется Киселев, вспоминая тот разговор, — Николаев полную картину обрисовал. Я тогда не оценил. Буркнул: «Не берете — пойду в другой вуз». Перевелся в Академию Жуковского на кафедру средств восстановления повреждений. Те же сварка и пайка — встык, внахлест... Приходишь в девять, уходишь без пятнадцати шесть. Я сразу затеял футбол, волейбол. Но чуть что — бегу в МВТУ. Ностальгия... Однажды идем с дедом в поход, он мне говорит:

— Слушай, Лешенька, у Попенченко на кафедре есть свободная преподавательская ставка. Оформляйся к нему, он тебе не откажет, а потом с этой ставкой перейдешь на кафедру металловедения. Они тебя знают, да и рады будут, что со ставкой приходишь.

Так и сделали. Валера обрадовано прогудел:

— О чем разговор, Леш, да хоть две ставки... А чего тебе идти на металловедение, занимайся здесь своей пайкой.

— Неудобно, — говорю.

Оформился к нему, собрался переходить, и вдруг Валера погибает. Тут уж и Георгий Александрович, и Леонид Михайлович Терещенко, секретарь парткома, говорят мне: «Бери кафедру. Это тебе, Алексей, партийное поручение». Я и сам почувствовал, что должен...

— А как Попенченко стал заведующим кафедрой? — спрашиваю я.

— Не без помощи Георгия Александровича. Встречаю я Валерия однажды в Спорткомитете, уже после Мехико, а он мне огорченно говорит: «Раньше, Леша, я всем был нужен, а теперь бумажки ношу».

— Слушай, Валера, в МВТУ кафедра физвоспитания пустует...

— А чего ты не идешь?

— Я в науку хочу.

— А что, я бы пошел на кафедру.

Я звоню Георгию Александровичу. Валера ему понравился — быстрый, решительный. Тут же подали документы на оформление, Валера стал исполняющим обязанности, а через месяц его избрали заведующим кафедрой. В МВТУ удивлялись — откуда он возник? Уж не родственник чей?

Георгий Александрович очень поддерживал ребят на своей кафедре (сварки. — Примеч. С.А. Жукова). Слава Волков после действительной службы окончил школу рабочей молодежи, поступил на вечернее отделение. Николаев направил его на кафедру ультразвуковой сварки полимеров и потихоньку довел до профессорского звания. Спортсменов он уважал, старался окружить себя ими. Володя Лощилов был призером Олимпиады в Риме по метанию молота, Олег Стеклов — мастером спорта по лыжам, Володя Волченко — мастером спорта по альпинизму, Валера Сагалевич — мастером спорта по гандболу... Георгий Александрович считал, что, если студент занимается спортом и успевает учиться, — это сильный человек. «Не надо бояться набирать спортсменов, — повторял он, — они умеют концентрироваться и достигать поставленных целей, будь то спорт, наука или иное дело». Еще одна фраза его мне запомнилась: «Денег на медицину и физкультуру ни в коем случае жалеть нельзя. Здесь мы не сэкономим, а потеряем», — Киселев морщит лицо и говорит медленно, чуть гундося, повторяя характерные николаевские интонации.

* * *

Я прочитал книжку Киселева, записал и распечатал последнюю беседу и позвонил ему с предложением встретиться. Он согласился. Мы зашли в его кабинет, и я сразу заговорил о Николаеве:

— Вот думаю, Алексей Иванович, где Николаев набрался такой культуры? До четырнадцати лет учился в гимназии, а дальше, с 1917 года началась революция. Где тут учиться? Но он сидит в Сочи, в снимаемой комнате, читает в подлиннике греков и римлян... А в это время полыхает Гражданская война. В голове не укладывается...

— Я считаю, — почему-то понижает голос Киселев, становясь серьезным, — это мама его приучила. Чуть что: садись заниматься. Я представляю себя в этом возрасте. Мама кричит из окна: «Леша, уроки сделал?» — а я в футбол гоняю во дворе и только отмахиваюсь: успею еще... А его Евгения Владимировна держала строго...

— Сложно представить... Николаев ведь в Гражданскую войну успел поработать медбратом в тифозном госпитале, потом — голодная Москва, а он учится в институте, затем получает второе образование. Позавидовать такой дисциплине можно.

— Он до глубокой старости остался таким. Едем в поезде, я с девушками знакомлюсь, а он — за книжкой или достанет тетрадь — и записывает наш отдых в стихах. Идем в походе, видит склоненный ствол дерева, тут же считает: так, длина ствола примерно метров пятнадцать, угол наклона тридцать градусов, посчитаем напряжение у корня... Это какая же