«Пройдет несколько минут — и он проснется».

Геннадий Иванович позавидовал разведчику, способному спать по заказу. Ему самому немного сна сейчас точно бы не помешало.

Глава одиннадцатая

17 июня

09.20

Лучинский очнулся от чудовищной головной боли. Болело все и везде. Особенно ломило затылок. Павел Борисович не стал открывать глаза. Если это похмелье, будет только хуже. При этом боль почему-то воспринималась отстраненно, словно голова принадлежала не ему, а совсем другому человеку. Неспешно, одно за другим, как воздушные пузыри сквозь растительное масло, из глубин сознания стали всплывать воспоминания. Встреча с полицейскими… уход из коттеджа… Кажется, Карпов пытался его остановить…

Несмотря на приглушенность эмоций, Лучинскому стало тревожно. На трезвую голову ночное бегство воспринималось иначе. Теперь Павел Борисович не был настолько уверен, что действия Сергеева — блеф. Следовало, по крайней мере, допустить иную возможность. Осознание этого факта усилило ощущение тревоги. Немудрено. Если он ошибся, то подписал себе смертный приговор.

Лучинский попробовал разомкнуть веки. Хуже не стало. Может, потому, что хуже некуда? Было светло. Значит, сейчас утро или день. Рядом ритмично пищал какой-то прибор. Павел Борисович вспомнил, что находится в больнице. Боже, как болит голова! Он попробовал дотронуться до нее, но руку что-то держало. Обе руки. Лучинский рискнул оторвать голову от подушки. Боль усилилась, но не настолько, чтобы ее нельзя было терпеть. Критик скосил глаза и увидел, что обе руки привязаны к кровати скрученной в жгут простыней. Вот это номер!

Ощущать себя связанным было не только унизительно. Если допустить, что Сергеев не блефовал… Сейчас, когда жертва беспомощна, ему не нужно строить хитроумных планов. Кто-нибудь неприметный в медицинском халате просто зайдет в палату и сделает укол. Кого удивит, что пациент с тяжелой травмой головы скончался?

Лучинскому стало по-настоящему страшно. Надо как можно скорее выбираться отсюда.

Дверь палаты распахнулась. Вошедшая медсестра заметила, что пациент очнулся.

— Как вы себя чувствуете?

— Терпимо.

Голос не изменил Павлу Борисовичу. Во всяком случае, говорить было не больно.

— Я могу побеседовать с врачом?

Сестра посмотрела на него с подозрением. Видно, ночью он много чего наговорил.

— Через час будет обход.

— Не через час! Немедленно! — Лучинский быстро подавил раздражение — в его положении резкость неуместна. — Простите, голова так болит, что трудно себя контролировать. Конечно, если врач занят, я подожду. И, девушка, можно вас попросить?

— О чем?

— Не смотрите на меня так, будто я Чикатило.

Последняя фраза, похоже, возымела действие. Во всяком случае, доктор скоро появился. Тот же, что и ночью. Но критик был к этому уже готов.

— Здравствуйте, — поприветствовал он врача. — Надеюсь, при свете дня я выгляжу лучше?

— Более-менее. Мы нашли у вас в одежде паспорт. Лучинский Павел Борисович — это вы?

— Конечно. Вам что-нибудь говорит это имя?

— А должно?

— Понятно. Могу я узнать, как вас зовут?

— Вячеслав Федорович Архипов.

— Вячеслав Федорович, я известный литературный критик. Очень известный.

— И что из этого следует?

Лучинский немного растерялся.

— Но…

— Павел Борисович, — перебил его медик. — У меня в приемном двое тяжелых лежат. А вы, судя по виду, вполне стабильны. Скоро к вам придет лечащий врач…

Лучинский понял, что разговор сейчас прервется.

— Вячеслав Федорович, я не буду вас задерживать. У меня только одна просьба. Позвоните, пожалуйста, одному человеку и сообщите ему, что я здесь. Он генерал-майор полиции.

По выражению лица врача Павел Борисович понял: полицию упоминать не стоило.

— Этот генерал — мой друг, — добавил он. — Разве я не имею право дать знать, где нахожусь?

Аргумент был разумным, и доктор сдался.

— Нина, запишите телефон, — распорядился он.

11.45

Нет ничего хуже, чем ждать. Особенно, когда подозреваешь, что тебя догоняют. Головную боль еще можно было терпеть. Лучинский не стал просить таблетку. Кто знает, что ему дадут? Но звуки шагов каждый раз заставляли мышцы рук сокращаться, натягивая путы. Движение было чисто рефлекторным. Все равно в нынешнем состоянии не удастся ничего предпринять. Павел Борисович настолько завел себя, что, когда сестра зашла поставить термометр, вдруг попросил:

— Нина, вы не можете со мной посидеть?

«При постороннем человеке вряд ли кто-нибудь решится».

— Посидеть? — удивилась та. — Зачем?

Лучинский не смог с ходу придумать убедительную причину.

— Так. Просто. Мне было бы спокойнее.

— Вам снова тревожно? Хотите, сделаю укол?

— Нет-нет, не надо. — Павел Борисович мысленно обругал себя. Теперь они опять подумают, что у него едет крыша. — Просто в присутствии красивой девушки выздоровление идет быстрее.

Иногда даже избитые приемы действуют безотказно. Нина улыбнулась.

— С современными лекарствами мне трудно конкурировать.

В этот момент в палату вошел генерал-майор Агеев. Сейчас он был одет «по гражданке».

«Жаль, — посетовал Лучинский, все же испытав сильное облегчение. — Генеральский мундир производит впечатление».

— Павел Борисович! Что с вами случилось?

— То, что я прикручен к кровати, у вас вопросов не вызывает?

Агеев явно смутился.

«Они уже поговорили с ним», — догадался Лучинский.

— Владимир Николаевич, я абсолютно нормален. Вы верите?

— Конечно, верю.

Наигранный энтузиазм в голосе генерала говорил сам за себя.

— Ну да, — горько усмехнулся критик. — Я совсем забыл, что все сумасшедшие уверяют в этом.

Медсестра тактично покинула палату.

— Никто не принимает вас за сумасшедшего, — заверил Агеев. — Просто, возможно, вы переутомились.

— Удар дубинкой по голове очень способствует переутомлению.

— Вы сказали врачу, что вас избили полицейские. Так оно и было?

— Об этом мы поговорим потом. Сейчас гораздо важнее другое. Послушайте меня внимательно. Предупреждаю, рассказ будет долгий. Готовы слушать?

— Говорите.

И Лучинский рассказал все с самого начала. Агеев не перебивал. По выражению лица генерала трудно было понять, как он относится к услышанному. Впрочем, такое умение Агеев вырабатывал годами.

Наконец, Павел Борисович закончил.

— Не буду спрашивать, что вы обо всем этом думаете. Просто проверьте факты. Если они подтвердятся — поговорим уже не здесь.

— Вам известен адрес дома, в котором… вы находились? — спросил Агеев.

Заминка генерала не ускользнула от Павла Борисовича.

— Увы! Они привезли меня прямо из аэропорта, а по дороге я болтал, не особенно глядя по сторонам. Но я обязательно его узнаю… — Лучинский быстро сообразил, что сказал глупость. — Впрочем, сейчас это не поможет… Стойте! — вдруг воскликнул он. — Врач! Они