Пристал ко мне, давай, говорит, бабуля помогу ваши вещи забросить в вагон. А мне-то что, вольному — воля. Я таких не боюсь. У меня никто ничего не стащит. Вон он, голубчик, сел напротив, на что-то надеется. Я, конечно, сразу разузнала, что он выходит раньше меня, а то бы сразу послала его подальше.

Бабкин носильщик молча слушал и продолжал улыбаться, хотя и втянул голову в плечи. Потом привстал, переместился в секцию напротив и оказался как раз лицом к лицу с Алексеем Петровичем.

— Ничего, если я здесь посижу? — спросил он неуверенно. — Мне только четыре остановки…

— Сидите, — успокоил его Алексей Петрович. — Вас как зовут?

— Петюня.

— А меня — Алексей Петрович. Так вы бабушке — никто? Я так понимаю, просто — человек хороший?

— Обыкновенный я. Это я добрый, потому что мне повезло сегодня. У меня вся жизнь изменилась.

— Добрый он! — усмехнулась старуха. — Обыкновенный дурачок. Неприкаяный, на таком всегда воду возят.

— Вы зачем так, бабушка, — перебил её Алексей Петрович. — Как бы вы без него в электричку забрались? С клюкой, да с двумя неподъемными тюками.

— Фи! Тоже мне проблема! Можно подумать, что он здесь один такой, убогий. Всегда найдется какой-нибудь незваный доброхот. И если попросишь подсобить — никто не откажет. Да мне и палка моя не нужна. Я ловчее молодых буду. Таскаю её для солидности. С нею любая пигалица место мне уступит. — Она уверенно постучала палкой о пол вагона.

Столь откровенное хамство старухи не испортило настроение Петюни. На лице его блуждала довольная улыбка. Он рассматривал обстановку, пассажиров, пробегающие за окном фонари. Время от времени отодвигал от себя ладони и с удовольствием разглядывал собственные руки, шевеля мозолистыми пальцами.

Алексей Петрович с интересом смотрел на своего удовлетворенного жизнью попутчика, и ему захотелось узнать, что же такое замечательное произошло сегодня в его жизни.

— Сразу видно, что вам, Петюня, нынче несказанно повезло. Не расскажете ли, что вас так порадовало? А то вам уж скоро сходить и никто эту историю не услышит. Гадай потом…

— Да не тайна это никакая, паря. Я сегодня всё увидел и вспомнил, как это было раньше, когда жил ещё молодым. Вот и сейчас. Ты говоришь, а я вижу, как у тебя губы шевелятся. А до этого догадывался, кто передо мной, только по голосу. Всё колышется вдалеке, как в тумане, как будто там и нет ничего. Когда-то электриком работал, а сейчас, вот, канавы рою.

Петюня осторожно снял очки, повертел их в руках и торопливо снова надел их на нос, как будто у него их сейчас отнимут.

— Так вам очки выписали, — догадался Алексей Петрович.

— Откуда выписали? — не сразу осознал Петюня. — Я их нашел.

— Где нашли, — удивился Алексей Петрович, — прямо на улице?

— Ну да, около входа в наш рынок. Там прилавок и около него кавказец дежурит. Я споткнулся и в лужу вляпался, полный ботинок набрал. А он как завопит: «Ты что, слепой совсем, весь товар забрызгал!». Кавказец, а говорит, как мы, совсем не грузин.

— Тут он и предложил вам приобрести очки, — предположил Алексей Петрович. — Задешево, почти что задаром?

— Всё точно. А я подумал, шутит он или издевается? Разве настоящий мужик очки нацепит? А кавказец прикинулся почти что братом, уговаривает зайти за угол своего стола и примерить, мол, никто меня там не увидит. И он за пробу денег не возьмет. Тогда я за прилавок зашел и попробовал.

Петюня победно посмотрел на Алексея Петровича. Остальные пассажиры тоже давно заинтересовались разговором: влюбленная парочка перестала щебетать, пенсионер отложил в сторону газету, студенты оторвались от мобильников.

— Кавказец, наверное, и подбирать помогал?

— Какое там! Нечего их было подбирать. Почти все были хорошие. Я, как первые надел — потом снимать не захотел. Красота! Я уже забыл, как это было клёво раньше. Думаю, сниму очки — и ни шагу не сделаю, сразу споткнусь. Радуюсь, а самому немного страшно в наш двор вернуться, что мои кореша скажут?

— Так и взяли первые попавшиеся? — не поверил Алексей Петрович.

— Нет, продавец уперся — ни в какую. Ты, говорит, сейчас купишь, а потом обратно принесешь. И правда, мы потом нашли ещё лучшие. У него их много, и все разные. Некоторые только паршивые, в них совсем ни черта не видно, их носят для форса.

Поезд остановился на промежуточной станции, но никто не вышел и никто не вошел. Вагон дернулся и застучал колесами.

Петюня снял очки и радушно предложил Алексею Петровичу испытать самому и убедиться, как это здорово — не то, что с пустыми глазами.

— Ты только аккуратно, Петрович. Не сломай.

— Мне ни к чему, Петюня. Я и так хорошо вижу. Как вы в молодости. Вы же раньше как-то обходились?

Бережно напялив очки, Петюня огляделся и решил пересесть к пенсионеру, который его доброжелательно рассматривал, улыбался и молчаливым кивком приветствовал перемещение Петюни в свою секцию.

— Вечер добрый, дедуля! Я вам не помешаю? Нет? Спасибо. Хочу с вами поделиться своей удачей. Я теперь…

— Да я всё слышал, — ответил пенсионер, — и всё понял.

— Вы человек немолодой, глаза смотрят не так, как раньше. Может быть, и вам нужно попробовать очки. С ними всё будет по-другому. Только побыстрее, а то мне уже скоро выходить. Вам понравится, а я расскажу, где их можно достать. — И Петюня настойчиво протянул свое сокровище пенсионеру.

Здесь не выдержала и вмешалась старуха, которую Петюня опекал при посадке:

— Ну что? Говорила я, что он дефективный? Небось, ещё из начальной школы выгнали за неуспеваемость. Мне, в свое время, пришлось намучаться с такими недоделанными. А добрые они, потому что не могут придумать какую-нибудь пакость.

— Вам-то бабуля ничего и придумывать не нужно, — окончательно понял её Алексей Петрович.

В вагоне раздался неодобрительный гул, и этот гул, как бы, немного изолировал Петюню от нападок бабки. Тот, впрочем, не реагировал. Ему было, видимо, не впервой.

Хозяйка помидорных кустов привстала со своего места и позвала Петюню к себе:

— Прошу вас, Петюня, подсядьте поближе. Интересная история с вами случилась. Может быть, и меня это выручит…

Петюня пересел к женщине, и они стали что-то оживленно обсуждать. В основном, говорила дама, а Петюня растеряно улыбался. Собеседница говорила что-то утешительное, но остальным ничего не было слышно, и они потеряли к сюжету интерес, пока не раздался громкий голос раздраженной старухи:

— Эй, убогий, очнись. Ты как раз остановку свою прозевал. А вы все тут, добрые такие, нет бы напомнить калеке!

Петюня встрепенулся и бросился в тамбур, чтобы не прозевать и