дополнений к высказанным заявлениям, с места в зале поднялась женщина и бросилась к судье. Она крикнула ему, что является «эмиссаром Бога» и желает сделать важное сообщение. Никто не успел ничего произнести, как дамочка закричала, что Господь Всемогущий уже провёл свой суд и установил полную невиновность Дюранта, а потому, арестанта надлежит освободить немедленно! Судья Конлан моментально взял себя в руки и приказал маршалам удалить шутницу из зала.

Преподобный Гибсон.

Выходка эта наделала много шума. Расследование показало, что «шутница» вовсе не шутила. Женщину эту звали Лора Люси Голд Уильямсон (Laura Lucy Gould Wiliamson), она проживала в доме № 110 по Ливенворт стрит (Loavenworth street) и давно была известна жителям близлежащих кварталов экстравагантными выходками. Душевнобольная женщина осталась под сильным впечатлением от убийств в церкви Святого Эммануила и последующего ареста Теодора Дюранта, в своём фантастическом мире она увидела некое явление, из которого заключила, что ей надлежит донести до судьи Конлана весть о невиновности обвиняемого.

В общем, несчастную женщину отправили в жёлтый дом, но произошедшее с нею наглядно показывает степень воздействия на умы обывателей информации о расследовании преступлений, которому посвящён этот очерк. В те дни в Сан-Франциско не было, наверное, человека, не интересовавшегося ходом расследования — о нём говорили все и везде. Причём неправильно думать, будто общественность осуждала арестованного и клеймила позором его родственников — напротив, значительная часть обывателей встала на сторону Дюранта и всячески поддерживала его родителей.

О том, что сослуживцы Теодора по 2-ой бригаде резервистов Сигнального Корпуса вознамерились устроить сбор денег в поддержку обвиняемого, было ранее сказано. Помимо этого, огромный поток писем со словами поддержки Теодора шёл по адресу его проживания в Сан-Франциско, причём зачастую поддержка оказывалась не только вербальной. Отец подозреваемого — Уилльям Аллен (William Allen Durrant) — сообщил через газеты, что в момент ареста сына сбережения семьи составляли «всего 300 или 400 долларов» и потому родители очень переживали из-за того, как будут оплачивать услуги адвокатов. Но буквально в течение 10 дней была получена столь значительная денежная помощь, что вопрос отпал сам собою. Также отец рассказал об огромном количестве писем с выражением поддержки Теодора и подчеркнул, что было получено только 1 письмо оскорбительного содержания. В нём по словам Уилльяма Аллена Дюранта некий аноним ругал его сына и утверждал, будто ему известно о домогательствах Теодора в отношении домашней прислуги.

В конце апреля полиция Сан-Франциско допустила небезынтересную «утечку информации», которая по мнению автора, вовсе не являлась «утечкой» в собственном значении этого понятия, а явилась элементом психологической игры, затеянной следствием с обвиняемым. В газетах со ссылкой на неназванных сотрудников полиции сообщалось, будто следствие склоняется к версии возможной смерти Бланш Ламонт во время проведения подпольного аборта. На самом деле оснований подозревать подобного рода эксцесс не существовало, все рассуждения на тему криминального аборта являются вымыслом от начала до конца.

Тем не менее, какие-то невнятные рассуждения на эту тему в газетах всё же начались и притом со ссылкой на полицию. Руководство полиции никак эти сообщения не комментировало и не попыталось дезавуировать. Подобная сдержанность кажется довольно странной. Согласитесь, разговоры подобного рода бросают тень на нравственный облик убитой девушки — а сие может возмутить её близких. Казалось бы, чтобы пресечь возможный скандал, следует как можно быстрее высказаться со всей определенностью… Но — нет! — никто из полицейского руководства на тему криминального аборта ни словом не обмолвился ни в конце апреля, ни в мае, ни позже.

Что же это за выдумка и откуда у этой истории растут ноги?

Как представляется автору, полицейские умышленно запустили «в народ» сплетню про возможную смерть Бланш Ламонт в ходе неудачного аборта. Подтолкнула их к этому неуступчивость Дюранта, отказавшегося признавать вину в любой форме, даже частично и с оговорками. Хотя и полицейский опыт, и здравый смысл убеждали в том, что Дюрант — убийца, все улики против него являлись косвенными, а это означало, что процесс доказывания вины в суде может быть очень напряженным и притом безо всякой гарантии успеха.

С точки зрения полицейской логики, точнее, прокурорской, обвиняемого следовало подтолкнуть к признанию вины в любой форме. И уже опираясь на его собственное признание, доказывать неполноту сознания, лжесвидетельство и т. п. Такая тактика могла сработать и, в общем-то, очень часто срабатывала с преступниками не очень умными и не очень опытными. Логика в этом процессе такая: преступнику обещают, что если он частично признает вину, то получит сравнительно мягкий приговор, «отсидит» в тюрьме 2/3 срока и выйдет на волю — и в подобном сценарии имеется прямая выгода для всех сторон. В случае Дюранта речь могла бы идти о 10 годах реальной отсидки и он мог бы выйти на свободу в 35 лет молодым, красивым и счастливым!

Это была такая «замануха», на которую должен был «клюнуть» обвиняемый.

Но Теодор Дюрант не «клюнул». Нельзя не согласиться с тем, что окружной прокурор Барнс и капитан Лиз явно недооценили этого человека! По-видимому, будучи без пяти минут врачом, Дюрант понимал, что никаких признаков совершения аборта служба коронера не выявила, а значит любое признание в этом ключе будет в последующем оспорено как недостоверное. Стоит только признать вину в совершении убийства в любом виде и окружной прокурор не отстанет, в конце концов он добьётся осуждения за умышленное убийство, причём в доказательство будет ссылаться на его же собственные, Дюранта, признания.

В общем, Теодор проигнорировал неявно предложенный ему вариант сознаться в непредумышленном убийстве и надо отдать ему должное, тем самым он проявил как минимум присутствие здравого смысла. А все рассуждения репортёров на тему неудачного аборта так и остались газетной «уткой» безо всякого продолжения.

30 апреля 1895 г. произошло событие, явно свидетельствовавшее о том, что следствие допускало довольно грубые и даже очевидные ошибки, которые нам сейчас кажутся труднообъяснимыми. О некоторых мы уже сказали выше, например, о том, что никто не озаботился взвешиванием тела Бланш Ламонт, или о том, что общение Дюранта в тюрьме ничем и никем не ограничивалось, а потому тот получил возможность раздобыть конспекты лекций и скопировать их.

Но в начале расследования была допущена ещё одна немаловажная ошибка, точнее, небрежность, которую пришлось исправлять в конце апреля. Речь идёт о том, что версия о возможном приведении в беспомощное состояние